Можно выделить три принципиальных нововведения, предусмотренных для уголовного процесса в ходе парламентского рассмотрения законопроекта № 6232 во втором чтении. Во-первых, предложено существенно откорректировать сроки досудебного расследования. Так, сейчас течение срока досудебного расследования начинается с момента уведомления лица о подозрении. Срок с момента внесения сведений в Единый реестр досудебных расследований (ЕРДР), который считается началом уголовного производства, до момента сообщения лицу о подозрении фактически остается вне поля процессуального регулирования. На практике это привело к ситуациям, когда так называемые фактовые производства могут длиться годами, поскольку не ограничены сроками. Такие дела содержат реальные угрозы для злоупотреблений со стороны право­охранительных органов, поскольку следователи могут системно осуществлять обыски, проводить допросы и другие следственные действия, не уведомляя при этом лицо о подозрении. Более того, поскольку такое лицо не имеет процессуального статуса подозреваемого, оно лишено права обжаловать соответствующие действия следственному судье.
Изменения в УПК предусматривают, что следователи будут ограничены четкими сроками — тремя или шестью месяцами (они исчисляются с момента внесения сведений в ЕРДР) — для уведомления лица о подозрении, в противном случае производство подлежит закрытию. Основной массив критики данных нововведений сводится к тому, что столь короткие сроки заблокируют работу следственных органов, и большую часть резонансных уголовных производств придется закрыть. При этом противники изменений забывают о том, что предусматривается возможность продления сроков досудебного расследования по решению следственного судьи в тех производствах, где лицо не уведомлялось о подозрении, поэтому продление срока будет зависеть от обоснованности соответствующего ходатайства следователя и уровня сложности каждого дела. В то же время в производствах, в которых лицо уже имеет официальный статус подозреваемого, срок продлевается прокурором. Кроме того, сохраняется подход, согласно которому срок приостановления производства не включается в общий срок уголовного производства. С такой точки зрения, законодательные нововведения приобретают больше положительный, чем отрицательный характер, поскольку способствуют обеспечению процессуальных прав сторон уголовного процесса.
Вторым важным законодательным ноу-хау является предоставление подозреваемому права обжаловать уведомление о подозрении. По результатам рассмотрения жалобы следственный судья может отменить подозрение, при этом его решение подлежит апелляционному обжалованию. Такие изменения нельзя оценивать однозначно. Конечно, с позиции стороны защиты, эта норма предоставляет адвокатам более широкий инструментарий, позволяющий эффективно блокировать досудебное расследование, многократно обращаться с ходатайствами об отмене подозрения. Правда, такие положения не совсем корреспондируются с общими стадиями уголовного производства, ведь подозрение — это по сути документ уголовного обвинения, который в дальнейшем, при наличии доказательств, ляжет в основу обвинительного акта. Кроме того, они диссонируют с философией действующего УПК Украины, в соответствии с которой рассматривать уголовное производство по сути и исследовать обоснованность обвинения — это прерогатива суда, а не следственного судьи. Вместе с тем механизм обжалования подозрения частично будет напоминать старую, весьма претензионную, практику обжалования постановления о возбуждении уголовного дела. Поэтому, с точки зрения законодательной последовательности, такой шаг представляется весьма сомнительным.
Третий важный момент — внесение изменений в статьи 132 и 184 УПК, регулирующие вопрос подсудности рассмотрения ходатайств о применении мер обеспечения уголовного производства. Следует отметить, что в юридическом сообществе достаточно долго велась дискуссия относительно определения территориальной юрисдикции суда при рассмотрении ходатайств стороны обвинения. Проблема заключалась в толковании термина «орган досудебного расследования», ведь в некоторых случаях следственные подразделения территориально отделены от органа досудебного расследования. Например, сложилась ситуация, когда следователи отдельных подразделений Генеральной прокуратуры Украины (ГПУ), прокуратуры города Киева обращались с ходатайствами не в суд по месту нахождения ГПУ или прокуратуры города Киева, а по фактическому месту расположения соответствующего подразделения. Аналогичная история была у Национального антикоррупционного бюро Украины (НАБУ), ходатайство которого рассматривал Галицкий районный суд г. Львова ввиду того, что место нахождения Львовского территориального управления НАБУ — Галицкий район Львова. Неоднократно по этому вопросу высказывался и Высший специализированный суд Украины по рассмотрению гражданских и уголовных дел (ВССУ), так, в одном из разъяснений он отметил, что в подобных случаях следователь должен обращаться в суд именно по месту регистрации органа досудебного расследования, а не по месту фактического расположения структурного подразделения. Однако в дальнейшем ВССУ свою правовую позицию изменил, указав на допустимость рассмотрения ходатайств по месту расположения подразделения органа досудебного расследования.
Предложенные изменения расставляют все точки над «і» в этом вопросе, так как однозначно предусматривают: ходатайство о применении мер обеспечения уголовного производства на основании определения следственного судьи подается в местный суд, в пределах территориальной юрисдикции которого находится (зарегистрирован) орган досудебного расследования как юридическое лицо. Аналогичные правила установлены и для определения следственного судьи о проведении обыска.
Необходимо отметить, что такой подход может быть частично оправдан в отношении органов, которые действуют в пределах города Киева, ведь за каждым из них будет закреплен соответствующий районный суд столицы. Однако чрезвычайно опасными новые правила могут стать для подразделений национальной полиции, а именно — для территориальных отделений полиции в районах областей. Сегодня как юридические лица зарегистрированы только главные управления Национальной полиции Украины в областях, районные отделения не имеют статуса юридических лиц, поэтому, исходя из предложенных изменений, следователи таких отделов будут вынуждены подавать ходатайства только в областных центрах — по месту регистрации главного управления. Такая ситуация может парализовать работу органов национальной полиции на местах, на которые возложены функции по расследованию большинства преступлений, предусмотренных Уголовным кодексом Украины.
В завершение следует подчеркнуть, что предложенные детализацию и частичное сокращение процессуальных сроков можно считать положительными сдвигами в уголовном процессе, чего не скажешь о предоставлении права на обжалование подозрения и чрезмерное ограничение территориальной подсудности по рассмотрению ходатайств следователей. Реализация этих нововведений на практике может привести к эффекту, противоположному тому, на который рассчитывали законодатели.