Поговорить о судебной реформе и конституционных изменениях в части правосудия с заместителем Главы Администрации Президента Украины, отвечающим за сферу правосудия, «Юридическая практика» готовилась еще год назад, когда на эту должность был назначен известный судебный юрист Алексей Филатов. Но тогда г-н Филатов отказался от беседы, предложив ответить на все вопросы нашего издания после получения первых практических результатов. В настоящее время процесс подготовки изменений в Конституцию, а с ним и ключевых изменений в части судебной реформы выходит на финишную прямую, и Алексей Филатов поделился тем, какие изменения и когда ожидают украинскую Фемиду.

 

— Как показывает практика последних лет, реформирование Основного Закона — дело неблагодарное, ведь предыдущая конституционная кампания завершилась ничем. Алексей Валерьевич, верите ли вы в то, что нынешний процесс создания новой конституционной реальности в довольно сжатые сроки будет успешным?

— Сегодня есть четко артикулированная необходимость в реформировании сферы правосудия, для чего нужны, среди прочего, изменения в Конституцию. Есть общественный запрос на кардинальные изменения, есть целенаправленная воля главы государства на проведение конституционной реформы. Без этой реформы мы не сможем сдвинуть с мертвой точки решение системных проблем.

Сомневаюсь, что у бывшего главы государства была такая воля. Мое впечатление как наблюдателя со стороны за предыдущей кампанией по реформированию Основного Закона: у предыдущего главы государства было намерение создать масштабный процесс, который продемонстрирует обществу проведение реформы, но вряд ли было намерение завершить его внесением изменений в Конституцию. Сейчас ситуация иная.

 

— Каждый раз, со сменой Президента, у нас начинают готовить конституционную реформу. И сейчас уже в третий раз реформа планируется столь масштабной. Почему эти события так связаны? И почему реформа проводится именно сейчас?

— Есть разные причины. Если мы говорим о сегодняшнем «подходе к снаряду» — есть ряд концептуальных вопросов в части правосудия, которые были, наверное, правильно решены с точки зрения 1996 года, но не отвечают сегодняшним потребностям страны.

Судебных реформ в независимой Украине было не счесть. Сколько стране лет, столько мы реформируем сферу правосудия. Почему это суперактуально сейчас — очевидно. Ситуация в правосудии, причем речь не только о судах, но и о правоохранительной сфере, и об адвокатуре, и об исполнении судебных решений, перешла на ту стадию, когда тормозит многие другие процессы в стране. Страна не может развиваться, как человек не может нормально жить, если жизненно важные органы не работают. Даже естественным противникам реформы очевидно: дальше так продолжаться не может. Обычные судьи — которых общество обвиняет в явном или неявном сопротивлении реформе, часто небезосновательно — в основном ответят вам именно так. Конечно, в судейском корпусе есть люди, которых все устраивает и которые хотели бы, чтобы так было и дальше, но, думаю, таких меньшинство.

 

— Какие проблемы, существующие в судебной системе, не удастся решить без внесения изменений в Основной Закон?

— Есть несколько ключевых вопросов. Первый и главный — обеспечение независимости судебной власти. Начнем с процесса назначения судей. По действующей Конституции Украины, судья назначается Президентом на пятилетний срок, и только потом парламент может принять решение о его избрании бессрочно. То есть, существует некий испытательный срок, по истечении которого судья либо получает право на продолжение свой профессиональной карьеры, либо лишается такого права. Какие мотиваторы появляются у судьи? Каждый понимает, что вскоре политический орган — парламент — будет принимать решение относительно его дальнейшей профессиональной карьеры. И как он должен реагировать, если к нему придет народный депутат с вопросом «от его избирателей»? Сможет ли судья объективно рассмотреть такое дело?

 

— Но при нормальных правоотношениях в государстве депутат не пошел бы к судье. Неужели на законодательном уровне надо запретить депутату (и другим) ходить к судье, чтобы воспитать эту культуру?

— Мы ведь реалисты? Мы исходим из текущей ситуации и ищем решение существующих проблем?

Да, реформа не в текстах законов, а в головах. Согласен с вами, должна быть в обществе культура, которая не позволяла бы народному депутату приходить к судье и высказывать ему какие-либо просьбы и пожелания, так же, как и любому чиновнику. К сожалению, сейчас такой культуры нет. Пока она не сформировалась, требуются инструменты и механизмы, позволяющие решать существующие проблемы.

Эти инструменты — не какое-то ноу-хау. В Европе, куда мы стремимся, судьи, как правило, назначаются, во-первых, бессрочно, а во-вторых, без участия парламента. Этот же механизм необходим и в украинской Конституции.

 

— Существует ли риск, что вопрос деполитизации процедуры формирования судейского корпуса, который в рамках конституционной реформы реализуется путем устранения парламента от процессов назначения/увольнения судей и формирования Высшего совета правосудия (аналог Высшего совета юстиции), станет камнем преткновения в здании под куполом? Ведь не исключено, что предлагаемая народными депутатами конструкция формирования судейского корпуса, фактически замыкающаяся на главе государства (пусть это и чисто церемониальные функции), будет воспринята как попытка нивелирования существующей парламентско-президентской формы правления: усиления полномочий главы государства и ослабления роли Верховного Совета.

— Такой риск действительно существует, и по тому, как этот вопрос будет решаться в парламенте, мы сможем понять: народные депутаты действительно хотят независимости судебной власти или слова о ней — желание красиво выглядеть в телеэфире.

Считаю, недопустимо концентрировать решение вопросов профессиональной карьеры и дисциплинарной ответственности судьи в государственных институтах, не имеющих отношения к сфере правосудия. И не имеет значения, о каком органе идет речь. Решать вопросы, связанные с судейской карьерой, должен исключительно Высший совет юстиции. Сейчас ввиду того, что его функции и порядок формирования будут корректироваться, предлагается изменить и название, рабочий вариант которого — Высший совет правосудия. Хотя название — это второстепенный вопрос, главный — изменение процедуры формирования и функций этого органа. И это еще одно конституционное изменение, без которого судебная реформа не может двигаться дальше.

В проекте, разработанном Рабочей группой по вопросам правосудия, предлагается обеспечить в ВСЮ большинство судей, избранных самими судьями. Кроме того, в его состав будут входить представители адвокатов, прокуроров и юристов-ученых. Глава государства, как и сейчас, с учетом норм Закона «Об обеспечении права на справедливый суд», будет назначать трех членов ВСЮ из кандидатов, отобранных независимой конкурсной комиссией. Но главное — ВСЮ станет тем органом, который будет заниматься всеми кадровыми и дисциплинарными вопросами в отношении судей, причем решать их будут непосредственно сами представители судейского корпуса, которых в составе ВСЮ, подчеркиваю, будет большинство. В отличие от нынешней ситуации, когда из двадцати членов ВСЮ Съезд судей назначает только троих. Именно так будет обеспечена независимость. Президенту при назначении судей отводится сугубо церемониальная функция. По сути, он должен только «официализировать» решение ВСЮ на уровне главы государства, дать ему более высокую легитимность. Во многих европейских государствах подобный механизм существует и вполне успешно функционирует.

 

— В принципе, подобный алгоритм существует сейчас и у нас. Ведь когда в 2010 году проводилась судебная реформа, декларировалось, что полномочия главы государства и парламента в процессе формирования судейского корпуса должны быть номинальными, чисто церемониальными.

— Любыми полномочиями можно злоупотреблять. Злоупотреблять может и парламент, и ВСЮ, и Президент. Вопрос: где выше или ниже риски? Вы же видите, как эта церемониальная функция сегодня осуществляется парламентом. Надо создать сбалансированный механизм, который эти риски минимизирует. Как бы там ни было, институт Президента не настолько политизирован, как парламент. Глава государства — это гарант Конституции, обеспечения конституционных прав и свобод граждан, в том числе и права на защиту в суде. То, что решение о назначении принимается на высшем государственном уровне, важно и для самого судьи, для осознания высоты своего статуса и полноты ответственности. Ответственности не перед Президентом, а перед обществом.

При этом, подчеркиваю, Президент будет издавать указ о назначении судьи исключительно на основании решения, которое принимает ВСЮ.

Важно и другое — замыкая решение вопросов судейской карьеры исключительно на уровне судебной системы, нужно помнить о риске корпоратизации, замыкания системы «в себе». Особенно, если мы говорим о теперешней судебной системе: законсервировав судебную систему «как есть», мы не добьемся позитивных результатов. Должны быть инструменты общественного контроля за этим процессом, а сам процесс — быть максимально прозрачным.

 

— Некое противостояние корпоративных интересов можно было наблюдать и в рамках конституционной дискуссии, когда представителями высших судебных инстанций обсуждался вопрос относительно места высших специализированных судов в системе судоустройства. Ваше мнение — нужно ли менять существующую модель: выделять все специализированные суды в отдельные вертикали или предоставлять «автономию» только административным судам?

— В этом вопросе есть несколько составляющих. Во-первых, качество правосудия (как и любой деятельности) повышается тогда, когда существует специализация. Во-вторых, если проанализировать международный опыт, то большинство судебных систем имеют тенденцию к специализации, а не генерализации. Во многих европейских государствах существуют или создаются специализированные суды. Идти против такой тенденции и ликвидировать специализированные суды было бы нелогично. Безусловно, в нынешней модели судоустройства существуют проблемы, ведь сейчас фактически любое дело может стать предметом рассмотрения в четырех инстанциях, не учитывая пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам и направления дела на новое рассмотрение. Как решить эту проблему? Как обеспечить, чтобы судебный процесс был более оперативным и прогнозируемым? Как обеспечить, чтобы высшие специализированные суды не применяли одни и те же нормы по-разному? Есть несколько вариантов. Первый — объединить все высшие специализированные суды в Верховный Суд Украины (ВСУ), в котором будут функционировать соответствующие палаты. Хотя, по опыту, это не всегда способствует унификации судебной практики. Например, Судебная палата ВСУ по административным делам толковала норму о подведомственности споров с участием Антимонопольного комитета Украины одним образом, а Судебная палата по хозяйственным делам — иначе. Поэтому очевидно: ликвидация высших специализированных судов не поможет решить проблемы унификации судебной практики, прогнозируемости судебных решений и стабильности правоприменения.

 

— Наверное, проблема все-таки не в форме, а в содержании, в том числе и в том, насколько четко будет выписано процессуальное законодательство.

— Согласен. Но существует и другая проблема — это качество рассмотрения дела на уровне апелляционной инстанции. Так, в прошлом году на рассмотрение высших специализированных судов поступило порядка 160 тысяч кассационных жалоб. Сможет ли одна судебная инстанция рассмотреть такое количество дел? Сколько в таком суде должно работать судей?

 

— Наверное, около трехсот пятидесяти…

— Тогда в чем же разница? Переименовать высшие специализированные суды в палаты Верховного Суда? Мы же не предполагаем, что суд, состоящих из 350 судей, сможет проводить заседания в пленарном режиме? И даже в палатах такой суд не сможет слушать дела. Очевидно, что он сможет делать это только в коллегиях судей. То есть, сохранится существующий в высших специализированных судах алгоритм работы. Поэтому на сегодня оптимальным механизмом унификации судебной практики представляется деятельность ВСУ, который рассматривает дела в судебных палатах, а в силу последних изменений, предусмотренных Законом «Об обеспечении права на справедливый суд», — на совместных заседаниях палат в случае, если на уровне палат существует разная практика. И этот механизм уже начал работать.

В перспективе — в судебной системе должен быть высший орган, который принимает коллегиальное решение и ставит точку в проблемном вопросе, связанном с разными правоприменительными практиками. Такой орган должен работать в пленарном режиме, а значит, в нем должно быть максимум около 20 судей. В теории, коллегиальный орган функционирует эффективно, если его численность не превышает 19 человек.

Очевидно, что просто ликвидация высших специализированных судов существующих проблем не решит.

Для эффективности судебной системы задачей № 1 является повышение качества работы судов апелляционной инстанции и, как следствие, уменьшение количества кассационных жалоб. При этом такое уменьшение должно осуществляться не механическим путем (созданием некоего фильтра для обращения в кассационную инстанцию), а только путем существенного повышения качества правосудия на уровне апелляции. Большинство дел должно окончательно решаться в апелляционной инстанции. Например, Верховный суд Великобритании рассматривает порядка 80–90 дел в год (не тысяч!). Качество работы первой и апелляционной инстанций настолько высоко, что просто нет необходимости обращаться в суд высшей инстанции, кроме как в исключительных случаях. А провести успешную реформу, просто решив, что у нас завтра Верховный Суд в составе 19 человек будет рассматривать только особые дела, имеющие значение для практики правоприменения, — это из области сюрреализма.

 

— Правильно ли будет сказать, что у нас апелляционная инстанция и первая — в меньшей степени расслабились, зная, что дело пересмотрят выше, и не выполняют свою функцию — не принимают окончательные решения?

— Я не использовал бы определение «расслабились», но факт налицо: качество правосудия и степень единства практики в суде первой и апелляционной инстанций не позволяет говорить о том, что кассационная инстанция пересматривает решения только в исключительных случаях.

 

— Как можно обеспечить положение, чтобы первая инстанция хотя бы следила за практикой высших судов? Ведь даже судьи высших судов отмечают: стороны к ним апеллируют, указывая на то, что некий районный суд принял решение с иной правовой позицией, вступившее в законную силу. То есть, налицо параллельные судебные практики, и та неоднозначность, которая видна на уровне кассационных судов, значительно меньше, чем существующая на местах. И ее нельзя отследить.

— Этот вопрос раскрывает вторую глобальную причину, по которой необходимы конституционные изменения: независимость судьи, в том числе при принятии решений, должна балансироваться ответственностью за ту практику, которую он формирует, и за качество выполнения им своих обязанностей на должности судьи. Сейчас, как вы знаете, в Конституции предусмотрен ограниченный перечень оснований для увольнения судьи. И это правильно. В то же время эти основания можно назвать техническими. Единственным нетехническим основанием является увольнение за нарушение присяги. Именно этот институт серьезно критикуется Венецианской комиссией. И не только в связи с размытостью данной формулировки, но и потому, что на практике его часто использовали для политической расправы с нелояльными судьями. От этого института следует отказаться. Но, вместе с тем, среди оснований для увольнения судьи должны быть и те, которые связаны с неудовлетворительным выполнением судьей своих обязанностей.

 

— Мы же не говорим сейчас о статистических данных?

— Нет, это не будет сухая статистика. Арифметические данные сами по себе не могут служить основанием для увольнения. В любых показателях работы необходимо тщательно разбираться.

Есть разная нагрузка, есть изменения практики, которые влекут отмену тысяч судебных решений — например, в делах чернобыльцев, «детей войны» и т.д. — это одна ситуация. Но есть и другие показатели. Например, когда суд высшей инстанции отменяет решение судьи первой инстанции, а тот в таком же деле принимает решение, идентичное ранее отмененному. И если такие случаи происходят неоднократно, то, очевидно, что эту ситуацию необходимо кардинально менять.

 

— Если не будет увольнения за нарушение присяги, сама присяга судьи останется?

— Сама присяга останется.

 

— Зачем?

— Однажды мне пришлось присутствовать на церемонии приведения к присяге судей, назначенных впервые. Поверьте, это производит впечатление на судей. Клятва правосудию должна иметь место — в качестве морального стимула выполнять свои обязанности судьи. Так, как этого от него ожидает общество, и так, как того требует закон.

 

— Наверное, формулировка «совершение судьей дисциплинарного проступка, несовместимого со статусом судьи», которой предлагается заменить институт увольнения судьи за нарушение присяги, тоже подразумевает некое оценочное суждение. Можно ли было прописать в Основном Законе исчерпывающий перечень оснований для увольнения судьи (пусть это и не совсем в духе Конституции), детализировав, в каких конкретных случаях судья может быть лишен мантии?

— Конституция — это ведь не логарифмическая линейка, не калькулятор, на котором можно просчитать, в каких случаях судья «наработал» на увольнение. Некий элемент дискреции всегда будет присутствовать. Но если подходить к этому вопросу комплексно, то важно, какой орган наделен этой дискрецией. Если это орган, состоящий преимущественно из судей, которые, собственно, и будут давать оценку действиям своего коллеги, то риски неправильного толкования оснований для увольнения менее существенны. Свести их к нулю невозможно. Некое оценочное суждение присутствует и при принятии судебного решения. Судья принимает решение сквозь призму своего внутреннего убеждения, на основании всестороннего объективного и полного изучения всех обстоятельств дела в совокупности. В судебном или квазисудебном органе, которым, по сути, и является ВСЮ в вопросах дисциплинарного производства, всегда присутствует элемент дискреции.

 

— На сегодня работа по одному из приоритетных направлений конституционного реформирования — усовершенствованию правосудия и смежных правовых институтов — практически завершена. Каким будет алгоритм дальнейших действий: после утверждения Конституционной комиссией плоды работы экспертов будут сразу направлены Президенту Украины или вначале станут предметом европейского анализа?

— Формат подготовки реформы Основного Закона, которая осуществляется в рамках деятельности Конституционной комиссии, предусматривает совместную работу экспертов-конституционалистов, представителей общественности и различных политических сил. Так или иначе, конституционные изменения нужно проводить через парламент, поэтому и необходимо было привлечь на этом этапе представителей политических сил: объединить усилия экспертов в сфере конституционного права и политиков для создания консенсусных новаций. Конституционная комиссия работает в формате трех рабочих групп по приоритетным направлениям реформирования: децентрализация, правосудие, права человека. По первому направлению работа уже завершена: изменения были одобрены Конституционной комиссией, после чего Президент Украины без особых правок внес соответствующий законопроект на рассмотрение парламента. Думаю, что аналогичная схема работы будет применена и к изменениям в части правосудия. Профильная рабочая группа предварительно уже одобрила текст проекта. После консультаций с международными экспертами проект будет вынесен на пленарное заседание Конституционной комиссии, а потом подан главе государства, который внесет его на рассмотрение Верховного Совета.

 

— Установлен ли четкий дедлайн для рассмотрения соответствующей законодательной инициативы в парламенте?

— Планируется, что парламент еще на этой сессии может принять решение о направлении законопроекта о внесении изменений в Конституцию в части правосудия в Конституционный Суд.

 

— Вы в самом начале отмечали политическую волю Президента Украины для проведения таких реформ. Насколько Петр Порошенко лично влияет на сам текст и за кем последнее слово?

— Если вы присутствовали на заседаниях Рабочей группы, то знаете ответ на этот вопрос. Работа была построена следующим образом. В самом начале был сформирован перечень проблемных вопросов, которые требуют решения. Например, состав Высшего совета юстиции: кто входит, каким образом формируется. Принято решение — 19 человек, которые назначаются по определенному алгоритму. Либо иммунитет судьи: полный или функциональный, а если функциональный, то в каком объеме. После того, как все решения согласно техническому заданию были приняты, была сформирована редакционная группа для непосредственной подготовки текста проекта. В нее вошли Сергей Головатый, Николай Онищук, Владимир Кравчук, Вадим Беляневич, Михаил Смокович, Александр Волков — все, кто изъявил желание. Редакционная группа подготовила текст, вынесла его на заседание Рабочей группы, во время которого члены Рабочей группы (присутствовавшие практически в полном составе) «прошлись» по всему тексту на предмет замечаний и правок. На этом же заседании утвердили текст в целом.

 

— Но все же — каково влияние Петра Алексеевича, может ли он изменять текст?

— Президент увидел этот текст только сегодня в час ночи (беседа проходила 10 июля с.г. — Прим. ред). Президент, конечно же, знал о ходе работы, но текста не видел: весь процесс подготовки был отдан профессионалам. После получения окончательного текста, утвержденного Конституционной комиссией, Президент примет решение о внесении его в парламент без изменений или с изменениями. В проект касательно децентрализации существенных изменений Президент не вносил.

 

— Предлагаю перейти непосредственно к новациям судебной реформы. Уже реализуется закон о праве на справедливый суд, хотя и не полностью, и некоторые нормы уже довелось корректировать. Закон принимался в сжатые сроки и перед принятием в целом работу разбили на блоки. После корректировки наиболее острых вопросов планировалось перейти к изменению процедур рассмотрения дел судами. И их больше всего ждут юристы-практики. Насколько известно, уже есть проекты изменений всех кодексов. Расскажите, какие основные новшества предложены, за счет чего рассмотрение дел должно стать справедливым и более быстрым?

— На сегодня Закон Украины «Об обеспечении права на справедливый суд» реализовывается — первые шаги сделаны достаточно успешно, хотя нельзя сказать, что он заработал в полную силу. В активе: сформированы по новым правилам и работают Высший совет юстиции и Высшая квалификационная комиссия судей, работает механизм согласования правовых позиций между палатами Верховного Суда, ему возвращены полномочия допуска дел. Законом обеспечена полная открытость судебных заседаний и судебных решений, кроме исключительных случаев. Правила набора судей изменены в сторону открытости и конкурентности всех процедур. Но один из важнейших институтов — оценивание судей — пока еще не реализован. Он заработает только после того, как ВККС утвердит порядок и методику оценивания судей, что должно произойти в ближайшее время. Далее Совет судей должен согласовать эту методику, и с сентября начнется непосредственно процедура оценивания.

 

— Помня, что мы — реалисты, все же предлагаю предположить ситуацию, когда все до единого судьи высших судов не пройдут оценивание, ведь это один из вариантов саботажа работы всего механизма.

— В таком случае судья будет считаться не прошедшим оценивание с соответствующими последствиями в виде отстранения от должности.

 

— А как быть, если отстранить придется всех?

— Будут назначены новые. Если судейский корпус не захочет очищаться, общество и государство имеют право отреагировать.

 

— Хороший план. Теперь давайте вернемся к вопросу о процессуальных кодексах.

— Есть несколько ключевых результатов, которых мы хотим добиться. Прежде всего — эффективность судебного процесса. Он должен способствовать оперативной защите и восстановлению нарушенных прав граждан, субъектов предпринимательской деятельности, других субъектов, наделенных правом на обращение в суд. Нельзя сказать, что существующий процесс неправильный или имеет значительные дефекты, но во многих случаях просто не позволяет эффективно защищать права и законные интересы сторон.

 

— Наибольшая претензия — к оперативности.

— Почему процесс неоперативный — размывается стадийность рассмотрения дела в каждой инстанции. Доказательства, ходатайства, отводы по факту можно подавать практически на любой стадии процесса. Из-за этого судебным процессом довольно легко манипулировать. Это часто приводит к невозможности стороны эффективно защитить свои права. За время таких манипуляций защищаемое право или предмет спора могут уже просто перестать существовать.

Задача — сделать процесс эффективным. В первую очередь, определить четкие правила: когда можно подавать доказательства, когда можно заявлять те или иные ходатайства, когда суд должен подвести черту и завершить всю подготовительную часть, после чего заслушать стороны, рассмотреть собранные материалы дела, без отложений, перерывов и т.д. Предлагается четкая структуризация процесса: суд собрал все доказательства и ходатайства, послушал, рассмотрел, взял время для вынесения решения, огласил его и закончил производство.

 

— Что касается вынесения решения, хотелось бы уточнить. Стороны предают огласке случаи, когда на оглашении резолютивной части решения прозвучал один текст, а в письменном виде стороны получили совсем иной. Будет ли как-то изменена эта процедура, введенная ранее для оперативности, например, чтобы суд сразу оглашал все решение?

— Этот вопрос не в плоскости процессуального законодательства. Когда судья оглашает резолютивную часть с одним содержанием, а потом готовит письменную с другим — это из сферы уголовного права. Это априори незаконно. Другое дело, что резолютивную часть нужно фиксировать. Но отменять этот институт только из-за злоупотреблений не представляется целесообразным.

Еще один действительно важный элемент (уже отраженный в Законе «Об обеспечении права на справедливый суд», но требующий закрепления и в процессуальных кодексах), — надлежащая мотивация судебных решений.

Не секрет, что сегодня в судебном решении часто приводится пересказ аргументов сторон, потом цитирование применимых норм права, и после фразы «на основании вышеизложенного и, руководствуясь такими-то нормами, суд решил» излагается вердикт. Если посмотреть решения судов других европейских стран, мы увидим иную картину: как правило, каждому существенному аргументу стороны уделяется внимание: судья подробно излагает свою позицию, почему этот аргумент принимается судом или отклоняется. И это дает сторонам понимание, почему суд принял именно такое решение. А помимо того, что такая мотивация в принципе повышает качество правосудия, она предотвращает незаконные решения. Ведь если необходимо не просто дать ответ, но и пояснить, почему эту норму суд применяет именно так, а не иначе, изложить всю аргументацию «за» и «против» и показать, как суд пришел к такому выводу, принять незаконное решение уже сложнее.

Именно поэтому в Законе «Об обеспечении права на справедливый суд» предусмотрено, что суд должен дать надлежащую оценку каждому аргументу стороны, а отсутствие мотивации может стать основанием для постановки вопроса о дисциплинарной ответственности судьи.

Это очень важно также для повышения доверия к суду. Всегда только 50 % участников судебного процесса удовлетворены судебным решением. Но одно дело, если суд аргументированно обоснует решение, и совсем другое, если решение состоит из набора цитат. В таком случае проигравший просто остается убежденным в своей правоте и незаконности судебного решения.

 

— Наверное, потому содержание апелляционных и кассационных жалоб почти идентичны исковому заявлению или отзыву на него — сторона продолжает просить суд выслушать все ее аргументы.

— Верно. Не происходит интеллектуальной дискуссии ни между сторонами, ни между стороной и судом, решение которого обжалуется. Апеллянт вынужден пересказывать свои доводы, потому что ему, по сути, не к чему апеллировать. Очень сложно спорить с человеком, не выдвигающим никаких аргументов. Также и с обжалованием решения: если суд не выдвинул никаких аргументов против доводов стороны, апеллянту ничего не остается, как переписать свои прежние доводы.

 

— Это как раз к вопросу о чрезмерной нагрузке на суды, которые рассматривают массу необязательных дел и бесконечно пересматривают решения.

— Нагрузка судей — это еще один важный вопрос, который требует разрешения на уровне процессуального законодательства. Не секрет, что судьи перегружены.

 

— Четыре миллиона дел в год, если я не ошибаюсь?

— Четыре миллиона триста тысяч поступило на рассмотрение суда, добрая половина из которых, скорее всего, вообще не должна была туда попадать. В них либо нет спора по сути, либо спор является настолько незначительным, что для налогоплательщиков нет никакой экономической целесообразности в рассмотрении этого спора судами трех, а то и четырех инстанций. Конечно, нельзя ограничить лицо в защите даже незначительного права, но, наверное, можно предусмотреть инструменты, когда такое рас