Константин Соляр вернулся в команду ЮФ Asters после получения степени магистра права (LL.M.) в Harvard Law School и работы в Великом Герцогстве Люксембург. В качестве партнера Asters он сосредоточится на предоставлении консультаций по вопросам международного налогообложения. О приобретенном опыте и новых мировоззренческих концепциях г-н Соляр рассказал в интервью «Юридической практике».

 

— С какими запросами к вам преимущественно обращаются клиенты?

— Наша налоговая практика очень разнообразна. Условно говоря, от банальной торговли до космических технологий. Есть клиенты, для сопровождения проектов которых необходимо привлекать юрфирмы в Европе или США, координировать их работу. На самом деле очень много проектов, связанных с другими юрисдикциями.

— Достаточно ли для полноценной практики только украинского образования?

— Принципы налогообложения одинаковы во всем мире, и здесь мы велосипед не изобретали. Юристами не становятся, обучаясь на юридических факультетах. Необходима практика. А с соответствующими квалификацией и навыками можно успешно сопровождать мультиюрисдикционные проекты, тем более что количество литературы и разнообразных курсов такое большое, что, понимая принципы и основы, а также владея иностранным языком, можно во всем разобраться.

 

— В таком случае зачем юристам получать образование за рубежом? В частности, что вас мотивировало получить LL.M. в Гарварде?

— Для меня это был персональный проект. В 27 лет я поставил перед собой цель: в 30 лет сделать перерыв на один год, посвятив его путешествиям, открытию мира и обязательно профессиональному переосмыслению и усилению себя как юриста. Гарвард был для меня мечтой.

 

— Рассматривали ли альтернативные вузы?

— Я рассматривал только университеты США. Подал документы в четыре вуза: Гарвард, Колумбийский, Джорджтаун, Университет Нью-Йорка (NYU). Поступил во все четыре, причем в Джорджтауне мне предложили стипендию 55 тыс. долларов, в NYU — 25 тыс. И я практически выбрал Джоржтаун, но когда пришло приглашение из Гарварда (у них процесс более затянут), я долго сомневался, но в итоге остановил свой выбор именно на Гарварде. И не пожалел.

 

— Что дал вам Гарвард?

— Об этом можно рассказывать часами. Если я начну говорить банальные фразы, что «это одна из интеллектуальных столиц мира» и прочее, это не будет интересно. Не ощущается, что ты живешь в Америке: кампус Гарварда и США как страна — это две совершенно разные вещи. Я жил в кампусе, чтобы не выходить из той атмосферы.

На самом деле в США все вузы очень хорошие. Другое дело, кто твои однокурсники и кто — преподаватели. В Гарварде это уровень профессоров, причем со всего мира: гарвардская школа часто приглашает профессоров из других вузов. Например, курс по корпоративному праву у меня читал профессор из Университета Пенсильвании, восходящая звезда (недавно, например, администрация Обамы назначила его одним из семи членов совета по финансовому контролю над реструктуризацией $70-миллиардного долга Пуэрто-Рико). Он отменил все свои планы, когда его пригласили в Гарвард на один семестр, поскольку для него это было честью. Моим научным руководителем был Стивен Шей — экс-«замминистра» финансов США, разработавший многие международные политики в сфере налогообложения. Он, например, представлял доклад Конгрессу США по нашумевшему тогда делу Apple. Такие люди — архитекторы системы. И там научная мысль влияет на систему, законотворчество и наука тесно взаимосвязаны.

 

— А само образование научно или практически ориентировано?

— В Гарварде знания не статичны, но динамичны. Они, безусловно, дают базу, но там хотят видеть людей, способных критически мыслить, анализировать проблему с нескольких сторон, которые придут, допустим, в Верховный суд США и скажут: «Это несправедливо и нужно изменить», либо создадут что-то новое и прогрессивное. Есть курсы, по окончании которых остаются лишь вопросы. Ответов нет, и преподаватели не хотят, чтобы эти ответы были навязаны ими — ты их должен найти сам для себя.

Это совершенной иной тип мышления. В налоговых курсах базовый подход — «справедливо ли это?». Причем кейсы подбираются очень интересные, например, можно ли отнести проигрыш в казино к расходам для целей налогообложения. Тебя не ставят в какие-то статические рамки, наоборот, стараются максимально вывести из зоны комфорта.

— Как адаптироваться к такой образовательной модели с украинским бэкграундом?

— Адаптироваться сложно. На первых порах ты испытываешь очень большой стресс. Ты не имеешь никаких привилегий, все экзамены анонимны, ты конкурируешь с людьми, для которых английский — это родной язык, и которые успели поучиться, например, в Оксфорде или другом известном в мире вузе. Это непросто. Количество времени и сил, которые необходимо отдавать обучению, там очень существенно. Постоянно приходилось искать баланс между обучением, маленьким нетворкингом и успевать высыпаться. Некоторые находили время на спорт.

 

— Вы говорите, что на курсе были представители разных стран. Кто они — вчерашние студенты или уже сформировавшиеся специалисты?

— Класс был смешанным. В США попасть в топовую юридическую школу сразу после колледжа очень сложно. У большинства был определенный практический опыт: в инвестбанках на Уолл-стрит, в правозащитных организациях, некоторые успели попутешествовать по миру в рамках разных программ. У них могло быть лимитированное профессиональное образование, но это были люди с определенными идеями и опытом их реализации.

 

— После Гарварда, я так понимаю, вы еще прошли стажировку за рубежом?

— Да, я полгода работал в компании из Big4 в Великом Герцогстве Люксембург, в практике международного налогообложения.

 

— Что вам это дало?

— Для меня это было как второй LL.M., но уже по европейскому налогообложению и исключительно с практическим подходом. В профессиональном плане было очень интересно. Люксембург — это холдинговая юрисдикция, «под которой» очень часто находятся компании со всего мира. В достаточно маленьком для жизни городе Люксембурге в профессиональном плане практика на самом деле очень глобальна.

Это совершенно другая концепция страны. Украина экспортирует заработанный в стране капитал. Люксембург же всецело нацелен на импорт капитала. И это совершенно другая концепция работы налогового юриста. Это современное налоговое право, но, безусловно, не столь прогрессивное, как в США.

Там я работал с американскими клиентами — благодаря своему образованию выигрывал конкуренцию с кандидатами из стран ЕС на эту должность. Я очень хорошо почувствовал разницу и взаимодействие континентальной и англосаксонской систем права. В профессиональном плане это был очень интересный опыт.

В личном плане для себя я понял, что жизнь приблизительно везде одинакова. И по возвращении в свою страну у меня появилось намного больше оптимизма. Да, была возможность остаться, до сих пор есть действующее разрешение на проживание и практику в Люксембурге. Но когда ты живешь в другой стране, ты постепенно погружаешься в ту среду, и так называемые проблемы «развитого мира», которые изначально нам кажутся несущественными, становятся для тебя все более ощутимыми по мере интеграции в их систему координат и чувствуются так же, как и проблемы в менее развитых странах и экономиках.

 

—Мотивы вашего возврата в Киев профессиональные или социальные?

— Личные. Я вырос в Asters. Мне нравится эта команда. Западная Европа более индивидуалистична. Я привык к большему социальному взаимодействию с коллегами и обществом в целом.

Казалось бы, одно из самых богатых государств, интересная работа, ты, как в кино о юристах, молодой выпускник Гарварда, тебе буквально на третий день выдают «Мерседес» (с извинениями, что он очень старый (ему уже год!), и обещают через пару месяцев поменять) и корпоративную парковку (которую многие другие коллеги в компании ждали в очереди несколько лет). И вообще, компания вкладывает много денег во всевозможные тренинги — страна и работодатель встретили меня очень тепло. Но вся индивидуалистично настроенная система жизни настолько не подходила моему типу характера и стилю жизни, что эта сказочная страна в какой-то момент превратилась для меня в «норвежскую тюрьму». Я еще раз для себя осознал, какая это ценность — быть со своими близкими и друзьями. Здесь у меня очень интересная работа, по сути те же клиенты, что и там. Я — продукт этой системы, я — украинский юрист, не люксембургский и не американский. Полученное образование и опыт позволяют мне на многое взглянуть по-новому. Я возвращаюсь с новым мировоззрением, с идеями, куда можно направить свои усилия. На Западе, в крупных фирмах, ты чувствуешь себя маленьким винтиком в огромной системе. Все эти личностные факторы стали для меня мотивами возврата в Киев.

 

— Вы называете себя украинским юристом, а рассматриваете ли возможность практики за рубежом? И насколько подобная опция сейчас востребована клиентами?

— Мое образование дает мне право сдать экзамен и получить допуск к практике в Нью-Йорке. Для меня этот вопрос пока остается открытым. У меня сложилось впечатление, что западным клиентам важны не столько твои профессиональные знания в англосаксонском праве (локальный юрист априори будет лучше знать национальное право), сколько, например, понимание и следование строгим и комплексным правилам этики, которые распространяются на американских адвокатов. К слову, курс по регулированию юридической профессии в Гарварде стал для меня мини-«МВА», это то, что я применяю как ориентир уже сейчас в нашей стране — в управлении проектами, управлении конфликтами интересов, во взаимоотношениях с клиентами в целом. Как минимум в этом смысле нью-йоркский bar является релевантным.

 

(Беседовал Алексей НАСАДЮК,

«Юридическая практика»)