Публичное лицо… Что мы понимаем под этим термином? И имеет ли определение указанного понятия практическое значение? Какие черты (критерии) присущи публичному лицу? Равной ли степенью защиты пользуются публичные лица при рассмотрении их исков о защите чести, достоинства, деловой репутации и частной жизни?

Вопросов много. Кроме того, эти вопросы не новы. Они каждый раз возникают, когда юристы и журналисты обсуждают проблемы, связанные со свободой высказывания.

Этот вопрос был предметом обсуждения и на семинаре для юристов по вопросам применения статьи 10 Европейской конвенции по правам человека, который состоялся 5-6 июля 2005 года в г. Киеве.

Понятие “публичное лицо” имеет большое значение при рассмотрении дел о защите права на частную жизнь, а также дел относительно свободы высказывания и защиты чести, достоинства, деловой репутации, подпадающих под действие статей 8 и 10 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Однако четких определений этого понятия не существует.

Резолюция 1165 (1998) Парламентской Ассамблеи Совета Европы о праве на неприкосновенность личной жизни указывает, что “публичными фигурами являются те лица, которые занимают государственную должность и (или) пользуются государственными ресурсами, а также все те, кто играет определенную роль в общественной жизни, будь то в области политики, экономики, искусства, социальной сфере, спорте или в любой иной области”.

Конвенция ООН против коррупции от 31 октября 2003 года указывает, что под пуб­личным должностным лицом она понимает следующие категории должностных лиц:

– любое назначенное или избранное лицо, занимающее любую должность в законодательном, исполнительном, административном или судебном органе государства-участника на постоянной или временной основе, за плату или без оплаты труда, независимо от уровня должности указанного лица;

– любое другое лицо, выполняющее любую публичную функцию, в том числе для публичного учреждения или публичного предприятия, либо предоставляющее публичную услугу, как это определяется во внутреннем законодательстве государства-участника и как это применяется в соответствующей области правового регулирования этого государства-участника;

– любое другое лицо, определяемое как “публичное должностное лицо” во внутреннем законодательстве государства-участника. Между тем для целей принятия некоторых конкретных мероприятий, предусмотренных главой ІІ этой Конвенции, “публичное должностное лицо” может означать любое лицо, выполняющее публичную функцию или предоставляющее публичную услугу, как это определено внутренним законодательством государства-участника и как это применяется в соответствующей области правового регулирования этого государства-участника.

Законодательство Украины не содержит определения “публичное лицо”. До недавнего времени в нем использовались такие понятия, как “официальное лицо” и “должностное лицо” (часть 4 статьи 17 Закона “О государственной поддержке средств массовой информации и социальной защите журналистов” в редакции, действовавшей до 6 мая 2003 года).

Примером официального лица, по мнению Пленума Верховного Суда Украины, является зарегистрированный кандидат в народные депутаты (постановление “О судебной практике по делам о возмещении морального (неимущественного) вреда” с изменениями, внесенными согласно постановлению Пленума Верховного Суда № 5 от 25 мая 2001 года).

В новой редакции части 4 статьи 17, а также частей 5 и 6 статьи 17 Закона Украины “О государственной поддержке средств массовой информации и социальной защите журналистов” от 6 мая 2003 года употребляется уже исключительно понятие “должностное лицо”.

Определение “должностных лиц” содержалось в частях 1, 2 статьи 164 Уголовного кодекса Украины, утвержденного Законом УССР от 28 декабря 1960 года. В них указывалось: “Под должностными лицами понимаются лица, постоянно или временно выполняющие функции представителей власти, а также занимающие постоянно или временно на предприятиях, в учреждениях или организациях независимо от формы собственности должности, связанные с выполнением организационно-распорядительных или административно-хозяйственных обязанностей, или исполняющие такие обязанности согласно специальному полномочию. Под должностными лицами, занимающими ответственное положение, понимаются лица, указанные в части 1 этой статьи, должности которых, согласно статье 25 Закона Украины “О государственной службе”, отнесены к третьей, четвертой, пятой, шес­той категориям, а также судьи, прокуроры и следователи. Под должностными лицами, занимающими особо ответственное положение, понимаются лица, указанные в части 1 статьи 9 Закона Украины “О государственной службе”, и лица, должнос­ти которых, согласно статье 25 этого же Закона, отнесены к первой и второй категориям”.

Однако новый Уголовный кодекс Украины (УК) уже не знает понятия “должностное лицо”, а употребляет термин “служебное лицо”. Так, в примечании к статье 364 он дает такое определение служебных лиц:

“Служебными лицами являются лица, постоянно или временно выполняющие функции представителей власти, а также занимающие постоянно или временно на предприятиях, в учреждениях или организациях независимо от формы собствен­ности должности, связанные с выпол­нением организационно-распорядительных или административно-хозяйственных обязанностей, или выполняющие такие обязанности согласно специальному полномочию”.

Служебными лицами также признаются иностранцы или лица без гражданства, выполняющие вышеуказанные обязанности.

Такой терминологический хаос несколько усложняет практическое применение законодательства, обеспечивающего свободу слова на Украине.

Поэтому считаю необходимым на законодательном уровне решить вопрос определения понятия публичное лицо, учитывая при этом практику Европейского суда по правам человека по этому вопросу и существующие доктрины, получившие развитие в других демократических странах.

Европейский суд по правам человека в своих решениях по вышеуказанным статьям Конвенции не дает определений термина “публичное лицо” и не указывает на присущие этим лицам признаки.

Однако его практика показывает, что, решая вопросы о нарушении права на защиту частной жизни, наличии или отсутствии нарушения права на свободу высказывания, он обязательно рассматривает вопрос о статусе лица, определяя, является ли оно “публичным”.

Это связано с тем, что границы допус­тимой критики относительно публичного лица значительно шире, чем по отношению к обычному гражданину. Ведь пуб­личное лицо благодаря своей публичной деятельности неизбежно и сознательно открывается для придирчивого анализа своих слов и поступков.

С другой стороны, публичное лицо пользуется меньшим уровнем защиты от вмешательства в личную, семейную жизнь, от разглашения другой (даже конфиденциальной) информации о нем. Такое положение вещей объясняется ролью и местом, которое занимает вышеупомянутое лицо в общественной жизни страны.

К публичным лицам, несомненно, можно отнести политиков, государственных служащих высшего ранга, известных бизнесменов и т.п.

Анализ практики Европейского суда позволяет определить наличие нескольких взаимосвязанных черт, являющихся обязательными для обретения статуса “публичного лица”. С одной стороны, это наличие влияния лица на прошлое, настоящее или будущее широкого круга лиц. С другой – общественный интерес к жизни и поступкам этого лица в определенный период в связи с его деятельностью. Так, именно вследствие наличия легитимного общественного интереса к личным финансам директора автомобильного завода, где происходила забастовка, указанное должностное лицо было отнесено к кругу “пуб­личных лиц” (См.: решение по делу “Фресо и Руар против Франции”).

Однако место и роль человека в обществе, а также возможность влиять на общественную жизнь, в свою очередь, ограничивают сферу критики и вмешательства в жизнь этого лица, очерчивая лишь ту ее часть, которая имеет публичный характер. Ведь даже политики в некоторых ситуациях могут выступать как частные лица.

Поэтому важно четко разграничивать, учитывая контекст конкретного дела, статус лица, особенно тогда, когда оно в силу своего должностного положения может быть отнесено к числу публичных лиц.

Примером того, когда Европейский суд отнес лицо, относительно которого была распространена спорная информация, к числу “публичных”, являются дела: “Лингенс против Австрии”, “Фресо и Руар против Франции”, “Фельдек против Словакии” и прочие.

В то же время примером того, когда лицо, длительное время занимавшееся политикой, не было признано “публичным”, является дело “Таммер против Эстонии”.

По этому делу заявитель был осужден за реплики, сделанные им как журналис­том во время газетного интервью, касающегося опубликования личных воспоминаний г-жи Лаанару.

Национальные судебные органы признали слова “abielulohkuja” и “rongaema”, употребленные г-ном Таммером в адрес г-жи Лаанару, обидными для последней и наложили на журналиста ограничения, мотивируя это необходимостью защитить ее репутацию и права (См.: пункты 25, 27 и 29).

По этому делу, определяя статус г-разному оценивают статус г-жи Лаанару как публичного лица. Суд принимает во внимание, что г-жа Лаанару уволилась с должности в октябре 1995 года из-за скандала с секретными записями разговоров гсаара, ответственность за которые она взяла на себя (См.: пункт 13). Несмотря на ее продолжительное участие в деятельности политической партии, Суд не считает установленным, что использование указанных слов относительно частной жизни г-жи Лаанару оправдывалось общественным интересом или является вопросом всеобщей значимости. В частности, не было доказано, что ее личная жизнь отразилась на общественной жизни страны в апреле 1996 года. Таким образом, высказывания заявителя вряд ли можно рассматривать как служащие общественным интересам”. (См.: пункт 68 решения “Таммер против Эстонии”).

Рассматривая вопрос о границах допус­тимой критики разных категорий публичных лиц, необходимо указать следующее.

Границы допустимой критики относительно политика, по определению Европейского суда по правам человека, очень широкие. Это объясняется тем, что политик “сознательно открывается для придирчивого анализа каждого своего слова и поступка как со стороны журналистов, так и общественности, и, следовательно, должен проявлять к этому больше терпимости. ­Несомненно, пункт 2 статьи 10 позволяет защищать репутацию других лиц, то есть всех людей, и эта защита распространяется и на политиков также, даже когда они не выступают как частные лица; но в этом случае требования такой защиты должны рассматриваться в связи с интересами открытого обсуждения политических вопросов” (дело “Лингенс против Австрии”).

В решении по делу “Украинская Пресс-Группа против Украины”, где были установлены нарушения со стороны Украины статьи 10 Европейской конвенции, Европейский суд отмечал, что спорные публикации в газете “День” относительно Наталии Витренко и Петра Симоненко содержали критику обоих политиков в форме сильных полемических и саркастических высказываний. Однако при этом он указал, что “безусловно, истцы были оскорблены и, возможно, даже шокированы, хотя при выборе своей профессии они открыли себя для такой критики, и это бремя, которое политики в демократическом обществе должны принять” (См.: пункт 67 решения).

С другой стороны, границы допустимой критики не всех публичных лиц настолько широки. Так, лицо, ставшее известным благодаря своим спортивным достижениям, являющимся следствием тяжелых физических тренировок, не может быть таким же открытым для критики, как политик, о чем указал Европейский суд по правам человека в решении по делу “Маквикар против Соединенного Королевства”, рассмотрев вопрос о публикациях, в которых известного спортсмена-легкоатлета обвиняли в употреблении допинга.

Границы допустимой критики государственных служащих уже, чем политиков, но значительно шире, чем частных лиц.

В своих решениях “Яновский против Польши”, “Тома против Люксембурга” Европейский суд указывал, что “как и политики, государственные служащие, действующие как официальные лица, больше открыты для приемлемой критики, чем частные лица. Тем не менее нельзя сказать, что государственные служащие сознательно подвергаются такому же тщательному рассмотрению каждого их слова или поступка, как политики, и что с ними нужно обходиться наравне с последними, когда доходит до критики их поведения” (См.: пункт 47 дела “Тома против Люксембурга”).

Границы допустимой критики относительно предпринимателей, активно задействованных в делах больших публичных компаний, шире, чем относительно частных лиц. К такому выводу Европейский суд пришел в результате рассмотрения дел “Фресо и Руар против Франции”, “Файд против Соединенного Королевства” (1994 год, пункт 75).

Так, по делу “Фресо и Руар против Франции” Европейский суд указал: “…Суд решил, что вопросы, связанные с финансовым состоянием публичных деятелей, таких как главы больших компаний, не касаются их частной жизни” (См.: пункт 50 решения).

Очень узкими являются границы допус­тимой критики относительно судей и судебных служащих, о чем отмечалось в деле “Ворм против Австрии” и др. Однако это не означает, что Европейский Суд однозначно выступает против критики судей и судебных решений.

В своем решении по делу “Де Хаес и Гийселс против Бельгии” он указывает следующее: “Что касается критики магистратов, она не может служить основанием для наказания только потому, что критические замечания расходились с решениями Апелляционного суда… Установление “судебной истины” не означает, что какие-либо иные мысли следует рассматривать как ошибочные”.

Кроме того, если судья приобщается к политической деятельности, то границы его допустимой критики становятся более широкими (дело “Грико против Словакии”).

Интересен также вопрос защиты частной жизни публичных лиц.

Европейский суд по правам человека всегда рассматривает его через призму наличия общественного интереса к определенным аспектам жизни указанных лиц и их влияния на жизнь общества в целом.

Так, по делу “Плон против Франции” Европейский суд по правам человека отмечал, что предыдущий судебный запрет публикации книги о болезни бывшего президента Франции Ф. Миттерана в первые дни после его смерти был оправдан с точки зрения необходимости защиты чес­ти, достоинства и уважения к частной жизни умершего президента.

Однако решения национальных судов Франции, постановленные более чем через девять месяцев после смерти Ф.Миттерана, которыми на компанию “Плон” налагались запрет распространения книги, содержавшей вышеупомянутую информацию, и обязанность по возмещению вреда наследникам умершего, по мнению Евросуда, уже были неоправданными. К такому выводу он пришел, учитывая распространение в стране информации относительно состояния здоровья бывшего президента как в сети Интернет, так и путем продажи 40 000 экземпляров книжки до наложения запрета ее распространения судом. Было также учтено наличие в обществе широкой дискуссии вокруг этого вопроса: обсуждалась проблема права общественности знать о состоянии здоровья руководителя государства с целью выяснения его возможности руководить страной. При таких условиях интересы общества относительно распространения указанной информации и ее обсуждения перевесили право на уважение к частной жизни указанного политического деятеля. По этому делу Суд установил нарушение статьи 10 Европейской Конвенции.

Примером того, когда Европейский суд по правам человека стал на защиту частной жизни публичного лица, является дело “Принцесса Ганноверская против Германии”.

Принцесса Ганноверская – гражданка Монако, старшая дочь принца Ренье ІІІ. С начала 90-х годов она пыталась запретить опубликование в “желтой прессе” в некоторых странах целого ряда фотографий из своей частной жизни.

Однако относительно большей части фотографий в удовлетворении ее исков было отказано потому, что, по мнению национальных судов, она является публичным лицом и ее частная жизнь заканчивается за пределами ее дома.

Исключение из этого правила было сделано относительно одной фотографии, на которой принцесса была сфотографирована вместе с известным актером Винсентом Линдоном в тайном уголке ресторана, из чего суд сделал вывод, что, выбирая место в ресторане, принцесса пыталась уединиться, избежать посторонних глаз.

Получить судебный запрет на публикацию остальных фотографий, где принцесса была сфотографирована на лошади, на велосипеде, на рынке в сопровождении охранника, в бассейне и т.п., в национальных судебных органах не удалось. Свое решение суды Германии мотивировали тем, что в момент, когда принцессу фотографировали, она не была в одиночестве, находилась в общественных местах. При этом суд отмечал, что отношение принцессы к указанным фото, как к отображающим ее частную жизнь, значения не имеет.

Европейский суд не согласился с такой позицией национальных судов и установил нарушение права на уважение к частной жизни принцессы, гарантированного статьей 8 Европейской Конвенции.

При этом он указал, что понятие частной жизни распространяется на такие стороны человеческой личности, как имя и изображение человека. И хотя свобода выражения распространяется и на публикацию фотографий, это область, где защита прав и репутации других лиц приобретает особое значение. Европейский суд также указал, что по всем делам, где ему приходилось уравновешивать защиту частной жизни и свободу выражения, он всегда акцентировал внимание на том вкладе, который сделали эти фотографии или статьи в обсуждение общественно значимых вопросов.

По этому делу Европейский суд пришел к выводу, что, хотя принцесса и является известным лицом, публикация вышеуказанных фотографий и статей, единственной целью которых было удов­летворение любопытства определенного круга читателей к деталям ее частной жизни, не может считаться вкладом в обсуждение какого-либо общественно значимого вопроса. Кроме того, Суд учел то, что многие известные лица в повседневной жизни подвергаются преследованию, а указанные фотографии были сделаны без ведома и согласия принцессы.

Решение по данному делу имеет еще один очень ценный вывод о том, что размежевание между знаменитостями и “относительно” публичными лицами должно быть четким и очевидным, чтобы в государстве, где действует принцип верховенства права, у частных лиц было четкое понимание того, как они должны себя вес­ти в той или иной ситуации. Более того, они должны точно знать, где и когда они ­находятся в защищенной сфере, где и когда – в сфере, где они должны быть готовы ко вмешательству со стороны других лиц, особенно со стороны “желтой прессы” (См.: пункт 73 решения).

Учитывая такой вывод Европейского суда, вопрос об определении понятия “пуб­личное лицо” имеет существенное значение и для Украины.

Определение этого понятия на законодательном уровне, правовое регулирование возможных ограничений частной жизни указанной категории лиц помогут как в решении вопросов по отдельным судебным делам, так и в развитии демократических процессов на Украине в целом.