Было ли морское право на Руси? Конечно, было. Раз наши предки торговали с заморскими странами, то, разумеется, эти сделки обеспечивались определенными, заранее установленными нормами правомерного поведения, гарантирующими торговый оборот. Вот только письменных свидетельств по морскому праву Руси практически не осталось. В Ярославовой «Русской правде» (конец Х — начало ХI века) есть упоминание о том, что «XII. Вор за ладию платит 60 кун в казну, а хозяину за морскую 3 гривны, за набойную 2 гривны, за струг гривну, за челн 8 кун, если не может лицом возвратить украденного». Эти нормы трудно считать нормами морского права, скорее, это нормы административного и гражданского права.

Кроме Ярославовой «Русской правды», имеются несколько договоров, содержащих нормы морского права. В частности, как указывается в книге Н.М. Карамзина «Предания веков», «Смоленск имел также знатную торговлю с Ригой, с Голландиею и немецкими городами: чему доказательством служит договор, заключенный с ними смоленским князем Мстиславом Давидовичем в 1228 году.

«6. Епископ рижский, мастер Фолькун и все другие рижские властители признают Двину вольною, от устья до вершины ее, для судоходства россиян и немцев. Если — чего Боже избави — ладья русская или немецкая повредится, то гость может везде пристать к берегу, выгрузить товар и нанять людей для вспоможения; но им более договорной цены с него не требовать» (Карамзин Н.М. Предания веков / Сост., вступ. ст., комм. Г.П. Макогоненко. — М.: Правда, 1988. — 768 с.).

Итак, относительно морского права наших предков нам известно, что в большей мере это, по-видимому, было обычное право, проистекающее из древних уставов норманнов (об этом упоминал Карамзин). Также нам известно о том, что в число источников морского права наши предки включали божественную волю. Кроме того, некоторые правовые нормы, относящиеся к морскому праву, мы можем найти в письменных договорах, заключенных между правителями Руси и других государств.

Можем ли мы сегодня, по прошествии столетий, составить какое-то мнение об этих обычных нормах морского права допетровской Руси? Да, можем. И поможет нам в этом… былина о Садко. Да-да, новгородская былина, окончательно сложившийся сюжет которой относится, как полагают, к XIII веку.

Былина «Садко» (которая иногда делится на два сюжета «Садко и новгородцы» и «Садко и Морской царь») начинается с описания бытовых подробностей жизни средневекового города, развлечений богатых горожан: пиры, споры (похвальбы). Потом повествование переходит к источнику богатства, которое получает Садко с помощью Морского царя. Богатство Садко выигрывает в споре у новгородских купцов. Выкупленные в ходе спора товары были в распоряжении Садко, и он решил продать эти товары в другие страны. Для этого он построил 30 кораблей, на них загрузил товар и отправился в заморское плавание.

Продав товары, Садко, по тексту былины, «насыпал много бочек» золота, серебра, «скатнего жемчугу», то есть получил хороший доход. На обратном пути в Новгород с кораблями Садко приключилась беда: корабли остановились, их стала бить волна, паруса стали рваться.

Вот тут-то Садко и говорит своей дружине: «Сколько ни по морю ездили, а мы Морскому царю дани не плачивали. А теперь-то дани требует Морской царь в сине море». И в море в качестве дани была выброшена бочка золота.

Но море не успокоилось. Садко предположил, что этой дани Морскому царю мало, и приказал бросить в море бочку серебра. Но и на этом море не успокоилось, после чего в море отправилась бочка жемчуга. Но море не успокоилось и после этого.

И сказал Садко своей дружине: «Ай же ты, любезная как дружинушка да хоробрая! А видно, Морской-то царь требуе как живой головы у нас в сине море». После чего вся дружина и Садко в том числе стали бросать жребий. Три раза бросали жребий, и все три раза жребий выпадал на Садко. Садко понял, что царь требует его самого в качестве дани.

Далее следует весьма интересный эпизод. После определения себя в качестве жертвы, а Садко понимал, что ему уготована смерть в море, он дает указания по распоряжению принадлежащим ему имуществом, то есть пишет завещание. В завещании он отписывает принадлежащие ему имения церквам, «нищей братии», жене и дружине. Что характерно, в числе имений не упоминаются ни бочки с золотом, ни бочки с серебром, ни бочки с жемчугом. Это обстоятельство представляется весьма интересным, но об этом чуть позже. После написания завещания Садко сел на доску и скрылся в волнах (Былины / Под ред. Д.С. Лихачева. — Л.: Советский писатель, 1957. — С. 234—235).

Мне представляется, что в описанном эпизоде явно различимы признаки обычной правовой нормы: гипотеза—диспозиция—санкция.

Гипотеза: морское предприятие (путешествие или перевозка товаров) осуществляется только с разрешения Морского царя, власть которого распространяется на море (как мы помним, в Волхове, согласно былине, имеется Водяной царь). Явным признаком благосклонности Морского царя служит благополучное, без опасностей, плавание и успешное окончание морского предприятия. В то же время неугодность морского плавания Морскому царю является причиной испытываемых мореходами опасностей и трудностей. Заручиться разрешением и помощью Морского царя во время морского предприятия можно, принеся ему жертву.

Диспозиция: угроза благополучному завершению морского плавания, проистекающая из природы морской стихии (высокие волны, сильный ветер), то есть обстоятельства, препятствующие плаванию и ставящие под угрозу сохранность имущества и жизни участников морского плавания.

Санкция: принесение жертвы Морс­кому царю в зависимости от степени угрозы и дохода, ожидаемого от благополучного завершения плавания.

Однако в этом эпизоде явно видно наличие и другой правовой нормы.

Гипотеза: все мореплаватели совместно уплачивают дань Морскому царю для благополучного завершения плавания.

Диспозиция: неуплата дани является нарушением установленного порядка вещей. Тот, кто не уплатил дань Морскому царю или уплатил не в должном размере, ставит под угрозу исход морского предприятия.

Санкция: увеличение размера дани, пеня за неуплату в виде человеческого жертвоприношения.

И что еще гораздо интереснее, на мой взгляд, так это свидетельство о том, что морское предприятие на Руси считалось совместным предприятием всех его участников (мы плавали — мы не уплачивали дань). Без разделения рисков и ответственности. Об этом свидетельствует жребий, брошенный всеми участниками экспедиции Садко.

Очевидно, что таков был порядок ведения морских дел с древнейших времен, возможно, со времен норманнов, когда дружина викингов на ладье отправлялась в поход за добычей, и только совместные усилия обеспечивали благополучный исход такой затеи, а добытые ценности становились совместной добычей и делились между всеми участниками похода. Не зря Н.М. Карамзин упоминал о том, что основанием российских законов были древние уставы норманнов.

Если бы риск гибели имущества (груза) нес исключительно его собственник, то нанятой команде не имело смысла подвергать себя риску, бросая жребий. Если бы все бочки с золотом, серебром и жемчугом принадлежали только Садко, то нанятой команде не стоило особенно беспокоиться об их сохранности, заботясь более о плате за свои услуги. Потому-то, как мне представляется, Садко и не упоминает в своем завещании золото, серебро, жемчуг, ведь все это — общий доход, который будет распределяться по итогам похода. И для жителей Руси такое положение вещей, как видно, было обычным делом, поэтому текст былины и дошел до нас в таком виде.

Кстати, имеется свидетельство того, что в Европе в I веке нашей эры судовая команда не желала делить риск гибели с пассажирами. То есть о положении вещей, прямо противоположном существовавшему на Руси.

Вы, наверное, удивитесь, но это свидетельство нам дает Библия. Так, в Деяниях апостолов повествуется об одном эпизоде из жизни апостола Павла. Когда Павел настоял на том, чтобы его судил римский император Август, царь Агриппа направил его на александрийском корабле в Рим. В один из дней приключилась буря, и корабельщики, спасая свою жизнь, намеревались сбежать с судна на лодке: «Когда же корабельщики хотели бежать с корабля и спускали на море лодку, делая вид, будто хотят бросить якорь с носа, Павел сказал сотнику и воинам: если они не останутся на корабле, то вы не сможете спастись. Тогда воины отсекли веревки у лодки, и она упала» (а на корабле было 276 людей) (Деяния. Гл. 27. Стихи 30—32).

То есть в I веке в Европе уже никто не помышлял о жребии. Участие в жребии, от исхода которого зависела жизнь, очевидно, имело какое-то особое правовое основание. Основание, которое уравнивало всех участников морского предприятия в своих правах и обязанностях. Возможно, это была форма уговора (устного договора), возможно, какая-то общая клятва перед началом предприятия, завет. Но то, что все спутники Садко доб­ровольно приняли участие в судьбоносном жребии — весьма важное свидетельство для юриста.

Бросание жребия и его исход — бесспорный юридический факт, который являлся основанием для возникновения, изменения или прекращения правоотношений. Таким образом, жребий — это составная часть диспозиции правовой нормы, которая давала основания для последующей санкции — принесения себя в общую жертву Морскому царю во имя благополучного завершения совместного морского предприятия. То есть сакральный фактор весьма четко прослеживается в гипотезе этой правовой нормы.

Гипотеза: все мореплаватели равны перед Морским царем, обязаны чтить установленные им правила и несут равную ответственность за свои действия (бездействие).

Диспозиция: нарушение установленных правил влечет общую ответственность, которая возлагается на того участника похода, на которого укажет жребий.

Санкция: тот, кому выпал жребий, принимает на себя наказание от Морского царя.

Если обратиться опять к описанному эпизоду из Деяний апостолов, то мы опять же видим этот сакральный фактор в успехе морского путешествия апостола Павла в Рим, где все 276 человек спаслись только из-за благоволения Господа апостолу Павлу: «И сказал: не бойся, Павел! Тебе должно предстать пред кесаря, и вот, Бог даровал тебе всех плывущих с тобою» (Деяния. Гл. 27. Стих 24).

Вместо послесловия. Что касается санкций и жертв, интересно то, что принесение реальных, ценных жертвенных даров для благополучного окончания морского предприятия практиковалось южными славянами еще не так давно в историческом времени — в пет­ровскую эпоху. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно бросить взгляд на стену храма Богородицы Утеса (что на острове Госпа од Шкрпьела в Которской бухте Черногории), которая покрыта «заветными» серебряными табличками, представляющими собой именно добровольную жертву. Таблички эти капитаны оставляли в ознаменование спасения от морских опасностей, которое, как они считали, было проявлением действенного заступничества Богородицы.

ГОРЧАКОВ Сергей — судья Морского третейского суда, г. Одесса