Первоосновой любого демократического и либерального общества является право частной собственности, поэтому развитие самого института частной собственности и укрепление гарантий этих прав со стороны государства — необходимое условие осуществления структурных реформ, проводимых на Украине. Причем любая политика государства в отношении собственности граждан является своего рода индикатором его демократичности. Одними из последних шагов, предпринятых в отношении реализации статьи 41 Конституции Украины, стали принятие нового Земельного кодекса, закрепившего право частной собственности на землю, и решение Конституционного Суда Украины по делу о вкладах граждан. На примере данного решения можно увидеть ту точку зрения, которой придерживается государство в отношении права собственности граждан.

ЧЕЙ ТУФЛЯ? МОЁ!…

Напомним, что предметом дела о вкладах граждан был механизм возвращения их сбережений, проиндексированных в соответствии с Законом Украины «О государственных гарантиях восстановления сбережений граждан Украины» от 21 ноября 1996 года № 537/96-ВР. Механизм, по мнению заявителей, носил дискриминационный характер.

Решение этого вопроса было невозможным без решения вопроса о праве собственности на проиндексированные суммы вкладов. Необходимость решения вопроса о праве собственности продиктована тем, что в случае, если право собственности на указанные суммы принадлежит государству, а не владельцам счетов, то эти правоотношения не подпадают под действие статьи 41 Конституции Украины, гарантирующей лицам право собственности.

Представители государства при рассмотрении данного дела заявили, что «лицо не имеет права собственности на проиндексированные суммы, размещенные на внебюджетных счетах Сберегательного банка Украины, поскольку эти средства являются фактическим оформлением права лица получить сумму компенсации в случае исполнения государством установленных им условий» (цитируется согласно решению Конституционного Суда от 10 октября 2001 года № 13-рп/2001).

Имеет ли такая точка зрения какие-либо основания? Общеизвестно, что институт собственности в гражданском праве относится к вещному праву (jus in rem). Однако банковские вклады граждан — это обязательственные отношения. Следовательно, и права вкладчиков являются правами, возникающими из обязательственных правоотношений (jus in personaem). Поэтому, по мнению представителей государства, следует признать, что защита прав не является защитой вещных прав. А если речь идет о защите прав личного характера, возникающих из обязательственных отношений, а не о праве собственности, то и применение статьи 41 Конституции Украины невозможно.

Следует, тем не менее, заметить, что конституционно-правовое понимание права собственности имеет свою специфику и, исходя из этого понимания, права владельцев счетов подпадают под действие статьи 41 Конституции, гарантирующей, что «каждый имеет право владеть, пользоваться и распоряжаться своей собственностью…»

Подтверждением тому может служить мнение Европейского суда по правам человека, изложенное в решении по делу «Греческие нефтеперерабатывающие заводы «Стрэн» и «Стратис Андреадис» против Греции» от 9 декабря 1994 года. Суд, mutatis mutandis, признал, что право требования, принадлежащее лицу, составляет имущество лица, на которое распространяется действие статьи 1 Протокола № 1, гарантирующего право собственности («Каждое физическое или юридическое лицо имеет право беспрепятственно пользоваться своим имуществом»).

Более четкая направленность текста Конвенции на объект права собственности и понимание термина «имущество» Судом по правам человека дает и более четкое понимание статьи 41 Конституции Украины, которая акцентирует особое внимание не на понятии объекта права, а на гарантиях субъективного права. Таким образом, эти статьи (статью 1 Протокола № 1 и статью 41 Конституции Украины) следует считать взаимодополняющими. Это значит, что при определении объекта права собственности, гарантированного Конституцией, мы с уверенностью можем использовать точку зрения Европейского суда по правам человека, который под «имуществом» подразумевает не только вещные права, но и имущественные права, возникающие из обязательств, в том числе и на права владельцев счетов.

ИНТЕРМЕЦЦО: «ПРЕЦЕДЕНТ О ПРЕЦЕДЕНТАХ»

Цитирование решения Европейского суда по правам человека в этой статье отнюдь не случайно. В анализируемом решении КСУ впервые был процитирован прецедент Европейского суда (мотивировочная часть решения по делу «Джеймс и другие против Объединенного Королевства» (21 февраля 1986 года)). Соответственно, упомянутое решение Конституционного Суда можно считать «прецедентом о прецедентах», поскольку с этого момента дискуссию о невозможности использования прецедентного права в украинской правовой системе можно считать закрытой. Конституционный Суд Украины воспринял весь позитивный опыт Конституционного Суда ФРГ, Верховного Суда США и Европейского суда по правам человека, которым ничто не мешает использовать решения друг друга в собственной практике.

Этот случай далеко не первый в истории украинской юриспруденции (в качестве примера можно привести решение Николаевского областного суда, где было применено решение по делу «Лингенс против Австрии» (1986)). Однако в данном случае впервые прецедент был использован согласно доктрине ratio decidendi, подразумевающей использование судами при принятии решения аргументов, выработанных предыдущей судебной практикой. Доктрина ratio decidendi дает нам понимание самой культуры применения судебных прецедентов и ее позитивного влияния на суд. А вопрос об обязательности прецедентов зависит не столько от воли законодателя, сколько от мудрости Конституционного и Верховного судов.

Известно, что решение суда должно быть не только законным, но и обоснованным, что требует от суда наряду с применением нормы закона убедительной аргументации необходимости ее применения. Каждый из практикующих юристов неоднократно сталкивался с ситуациями, когда понять, почему суд использовал ту или иную норму закона, можно было только интуитивно, поскольку судья не удосуживался привести какие-либо аргументы в пользу своей точки зрения. Именно такое отношение судей к решению дел в свое время вызвало негативное отношение к судам континентальной Европы в 17-18 столетиях, когда Шарль Монтескье мог позволить себе выражение «Судья… почти никто». В то время судебные решения во Франции вообще не содержали какой-либо обоснованности применения закона: они должны были применять закон и только закон. Главным аргументом суда был постулат «я так решил». Одним же из простейших способов прекращения судебного произвола стала обязательность мотивировочной части решения. Развитие аргументации требовало и требует от судей достаточного творческого потенциала и, что более важно, необходимости вырабатывать общую судейскую точку зрения на те или иные правоотношения. Такая ситуация приводит либо к имплицитному использованию аргументов из судебной практики, либо к прямому цитированию (читай применению) судебных прецедентов. Такой исторический экскурс может оправдать использование прецедентов, так сказать, «от противного».

Позитивное же понимание необходимости практики цитирования прецедентов в национальной судебной практике базируется на понимании корпуса прецедентного права как ratio scripto, т. е. «писаного разума». Ведь, по сути, вся либеральная цивилизация базируется на определенных принципах, применение которых может быть настолько широким и неоднозначным, что поставит под сомнение их правдивость и позитивную направленность. Основное ядро этих принципов мы можем отследить во всех основных конституционных актах, начиная с английской Magna Charta 1215 года, в международных актах, посвященных правам человека, и даже в библейских книгах. Правда, в них мы не найдем ответа на интересующий нас в данном случае вопрос. Однако само понимание этих принципов, их применение к частным отношениям можно найти в решениях судов, ведь суд более динамичен и свободен, когда предоставляет мотивацию в пользу своей точки зрения. И в судьбоносных решениях суд анализировал все возможные аспекты применения решения: и исторические, и философские, и социологические и, безусловно, правовые. Ярким примером может служить решение по делу «Furman v. Georgia» (1972), где содержится девять отдельных мнений — около восьмидесяти страниц текста — и с различных точек зрения обоснована жестокость смертной казни.

На протяжении всей истории европейской цивилизации судебная практика смогла достаточно глубоко и точно проанализировать действие тех или иных принципов. А общность основных прав и свобод видна невооруженным глазом при сравнении всех европейских (а также североамериканских) конституционных актов, и тем более в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Таким образом, конституционное прецедентное право Европейского суда по правам человека, Верховного Суда США, Конституционного Суда ФРГ и многих других судебных органов является непревзойденным источником знаний об основных правах и свободах, своего рода источником юридической мудрости. Именно из этого их понимания и стоит исходить судам при решении для себя вопроса о возможности применения прецедентов иностранных и международных судебных органов в своей практике. И такую позицию решительно заявил Конституционный Суд Украины, процитировав в своем решении решение Европейского суда по правам человека по делу «Джеймс и другие против Объединенного Королевства» (21 февраля 1986 года) для усиления своей позиции в деле о вкладах граждан. Этот мужественный шаг не может не вызвать одобрения у всех прогрессивных украинских юристов.

ТАК ВОТ ТЫ КАКОЙ, СЕВЕРНЫЙ ОЛЕНЬ!!!

Вернемся теперь к главному вопросу статьи, т. е. к собственности в ее конституционной ипостаси. В одном из классических дел по статье 14 Конституции ФРГ, гарантирующей собственность («Ground-water Case» (1981)), Конституционный Суд ФРГ отметил, что концепция собственности, гарантируемая Конституцией, должна определяться самой Конституцией, и такая концепция не может определяться правовыми нормами обычных законов, которые стоят ниже Конституции, а также что значение конкретной гарантии собственности не может определяться на основе положений частного права.

Более того, Конституционный суд ФРГ неоднократно отмечал социальный характер собственности, обусловленный принципом Sozialstaat (принцип социального государства (аналогично – статья 1 Конституции Украины)). Собственность – основное конституционное право, тесно связанное с гарантией личной свободы. В общей системе конституционных прав ее функция заключается в обеспечении субъекту права собственности определенной сферы свободы в экономической плоскости и позволяет, таким образом, вести независимую жизнь. Гарантия собственности существует, однако скорее не материальная, но личная. Такие утверждения содержатся в решении Конституционного Суда ФРГ по делу «Hamburg Flood Control» (1968).

Подобный подход характерен и для американской юриспруденции. В решении по делу «Board of Regents v. Roth» (1972) Верховный Суд США отметил, что «интересы собственности, защищаемые положением о надлежащей процедуре (Четырнадцатая поправка к Конституции США), охватывают значительно больше, нежели владение недвижимостью, вещами или деньгами». Верховный Суд США таким образом распространяет действие гарантий собственности и на те блага, пользование которыми стало возможно в силу закона. Так, в решении по делу «Goss v. Lopez» (1975) установил, что временное исключение из школы на 10 дней нарушило право учеников пользоваться правом на бесплатное общественное обучение. А в решении по делу «Logan v. Zimmerman Brush Co.» (1982) признал, что право на восстановление в правах, нарушенных вследствие неправомерной дискриминации, носит имущественный характер и подлежит конституционной защите.

Такая широкая трактовка права собственности появилась не сразу, и в первые годы своей деятельности Конституционный Суд ФРГ занимал довольно сдержанную позицию в отношении объекта права собственности. Так, например, в 1953 году Суд отметил, что собственность не включает в себя «требования, основанные на социальных выплатах, осуществляемых государством по закону, исходя из его обязательства обеспечить благосостояние граждан», поскольку противоположное сделало бы невозможным любую отмену социальных законов (дело «2 BVerfGE 380» (1953)). Однако позже суд согласился с тем, что льготы могут считаться собственностью в понимании статьи 14 Конституции (дела «16 BVerfGE 94» (1963) и «53 BVerfGE 257» (1980) о пенсиях, «69 BVerfGE 272» (1985) о медицинском страховании).

Такой неоднозначный подход можно заметить и в практике Европейского суда по правам человека. Почти каждое решение содержит в себе отдельное мнение судей о пределах применения статьи 1 протокола № 1 Конвенции по правам человека. Тем не менее большинство решений принимают точку зрения наиболее широкого понимания собственности в контексте упомянутой статьи. В большинстве случаев Европейский суд по правам человека трактует право лица на беспрепятственное пользование своим имуществом как гарантию права собственности. Эта позиция была выработана в решении по делу Marx v. Belgium и впоследствии применялась во многих других делах. Она базируется на том, что французский текст Конвенции прямо гласит о гарантиях собственности, и именно такая концепция документа была главной в процессе его разработки. Нарушение таких гарантий было усмотрено и в невозможности распорядиться своим имуществом в пользу желаемого контрагента (дело «Marx» (1979)), а также в невозможности распорядиться своим имуществом в желаемое время (дело «Спорронг и Лоннрот» (1982)).

В любом из этих дел главным дискуссионным элементом конституционного права собственности являлся общественный интерес, защиту которого должно осуществлять государство. То есть в рамках защиты права собственности очень часто используется конфликт частного и общественного интересов. В рамках Конституции США общественный интерес противопоставляется не только собственности, но и свободе как таковой. Таким образом, в конституционно-правовом понимании гарантий права собственности государство должно всегда с наибольшей осторожностью подходить к решению имущественных интересов, которые постоянно находятся на границе интересов частных и общественных. По сути, даже правоотношения между частными лицами могут вступать в конфликт с общественными интересами (дело «Джеймс и другие против Объединенного Королевства»). И задача государства — находить необходимый баланс между ними. Поэтому любые ограничения на имущественные правоотношения в интересах общества всегда должны рассматриваться сквозь призму гарантий права собственности.

Общественный интерес в праве собственности играет важную роль не только при ограничении права собственности, но и при его защите. Как уже было сказано ранее, Конституционный Суд ФРГ распространяет гарантии права собственности и на льготы, и на пенсии, и на медицинское страхование. Защита этих прав через призму права собственности в ФРГ обусловлена принципом социального государства, что закреплено также и в статье 1 Конституции Украины.

ИТАК…

Собственность обязывает, — утверждает Конституция Украины. Обязывает государство гарантировать лицу право свободно использовать свою собственность. Обязывает государство быть очень ответственным при ограничении частных интересов для защиты интересов общественных. Обязывает к еще большей осторожности при построении социального государства, ибо такое развитие требует достаточной экономической прочности государства. Ведь, как свидетельствует мировая судебная практика, предоставляя социальные блага гражданам, государство тем самым предоставляет им и право собственности на эти блага (льготы и социальные выплаты). Кроме того, право собственности как фундаментальное конституционное право (в том числе и право собственности вкладчиков на проиндексированные государством суммы вкладов) является правом, которое не может быть отменено и должно быть гарантировано государством.