Сравнительный (компаративный) подход к изучению права особенно полезен в случаях, когда то или иное правовое явление, институт позаимствованы из практики других стран и юридических систем. Моральный вред и его компенсация, очевидно, именно такой случай. На Украине этот институт получил развитие с начала 90-х годов, тогда как в Англии, например, моральный вред возмещался судами уже с XVIII века. В данной статье предлагается краткий анализ теории и практики компенсации морального вреда в странах англосаксонской юридической традиции. Осмысление опыта стран с глубокими традициями в этой области права поможет лучше, глубже понять наш институт возмещения вреда. Небесполезен такой обзор и для практических целей: аргументация судов общего права часто дает юристу пищу для размышлений.

В англосаксонской юридической семье, в которой понятие «собственность» имело приоритетное значение («без собственности нет справедливости»), институт компенсации морального вреда очень развит и сложен. Эта сложность связана также с наличием в этих странах одновременно так называемого общего (прецедентного) и статутного (законы) права. Кроме того, особая юридическая неразбериха в этом отношении царит в США, где практически каждый штат, в лице Верховного суда, развивает свою практику: то, что нормально во Флориде, несправедливо в Калифорнии или Алабаме. Согласно наиболее авторитетному Юридическому словарю Блэка, моральный вред (mental anguish; mental distress, nervous shock) включает претерпевание боли и сопутствующие страдания, чувство страха и беспокойства». Для признания в качестве вреда уровень этих страданий и боли должен быть достаточно высок и не сводиться лишь к таким чувствам, как простое огорчение, разочарование, беспокойство, неудовлетворенность и т.п. К моральному вреду относятся и переживание страданий, связанных с такими негативными эмоциями, как горе, унижение, оскорбленная честь и достоинство, стыд.

Что касается уровня и характера страданий, американские суды (например, в штатах Северная Каролина, Огайо и Вашингтон) дают определение серьезного, или тяжелого, душевного страдания как любого психического отклонения, такого как невроз, психоз, хроническая депрессия, страхи (фобия) и другие серьезные душевные (психические) состояния, которые могут быть опознаны и диагностированы специалистами. Простой же страх, разочарование, сожаление и т.п. не могут считаться серьезным душевным страданием (Johnson v. Ruark Obstetrics & Gynecology Assoc, 1990). Другие суды США значительно либеральнее подходят к определению того, что может считаться серьезным душевным страданием. Так, суд штата Айова признал таковым даже боль в ногах и спине, бессонницу (Barnhill v. Davis, 1981), а суд Луизианы — плохую успеваемость детей и бессонницу (LaCour v. Safeway Ins. Co., 1996). Но такие последствия для истца, как потеря аппетита и бессонница, многие суды не признают серьезным душевным страданием (Johnson v. ­Scott, 2000).

В английской и американской правовой доктрине и практике основания для компенсации за причиненный моральный вред довольно схожи. Прежде всего, надо отметить, что в этой системе права большое значение имеет форма вины — умысел или неосторожность. Но следует указать на ту особенность, что анг­лийские юристы не используют общее понятие вины, так как различные виды виновного причинения вреда, именуемые «torts», например, клевета, небрежность, вторжение и проч., регулируются отдельными группами норм. Общего деликта, характерного для европейского, континентального права, в англосаксонском праве нет. При таких условиях основное внимание уделяется понятиям «должная предосторожность» и «предвидение причинения вреда», о которых будет кратко сказано ниже при рассмотрении примеров.

Если причинение морального вреда, например, в виде нервно-эмоционального шока произошло по неосторожности (простой), англо-американская система ставит истцу, если так можно выразиться, определенные юридические, в том числе и процедурные, барьеры, которые истец должен преодолеть, чтобы получить возмещение. Так, наличия самостоятельного морального (психического, психологического) вреда у пострадавшего от неосторожного правонарушения недостаточно для присуждения возмещения морального вреда. Но в случаях параллельного причинения физического, телесного, личностного вреда (injury to person, personal injury) и морального вреда (mental anguish, mental distress) такой вред возмещается.

Показательно дело Boyles v. Ker (1993), рассмотренное Верховным судом штата Техас. Истица обратилась в суд с иском к своему бывшему сожителю с требованием о компенсации морального вреда, причиненного тем, что ответчик записал на видеопленку весьма интимные сцены их сов­местной жизни и показывал эту пленку многим знакомым и друзьям. Верховный суд пришел к выводу, что право штата не признает такого самостоятельного основания иска, как неосторожное причинение морального вреда (negligent infliction of emotional distress). Весьма характерно для всего англосаксонского права замечание, сделанное судом: «не существует какой-либо общей обязанности не причинять моральный вред по неосторожности». Суд указал, что этот вывод не означает невозможность присуждения компенсации по такому основанию при условии, что ответчик нарушил какое-то другое обязательство, причинив тем самым моральный вред.

Кроме того, для присуждения компенсации морального вреда истец должен доказать наличие самого вреда и того, что ответчик должен был (и мог) предвидеть возможное причинение такого вреда возможному пострадавшему. Необходима также причинная связь между действиями причинителя (то есть нарушением им вышеуказанной обязанности по отношению к данному лицу) и наступившим вредом. Таким образом, самостоятельное понятие неосторожного причинения морального вреда как основание иска (и ответственности) не признается, оно интегрировано в доктрину личного (физического, телес­ного) вреда. Такая позиция объясняется осторожностью судов в отношении процедурных трудностей (доказывание), оценки моральных страданий, не связанных с физическим вредом личности. Кроме того, есть опасения, что при ином подходе к этой проблеме возможен неконтролируемый рост исков о причинении морального вреда по неосторожности.

Английские и американские суды используют несколько методов ограничения круга лиц, имеющих право на компенсацию. Первый — принцип «физического воздействия», который заключается в том, что моральные страдания, для их признания таковыми, должны сопровождаться телесным повреждением, пусть даже обычным прикосновением. Ранее суды активно полагались на этот принцип. И до сих пор, например, в штате Кентукки суду необходимо предъявить доказательства хотя бы какого-то телесного повреждения. Но большинство американских штатов уже не придают ему большого значения, так как признано, что человек может испытывать нравственные страдания без какого-либо контакта.

Решением по делу Bass v. Nooney Co. (1983, Миссури) установлена практика, согласно которой истец, для того чтобы иметь право на возмещение морального вреда (emotional distress), не должен доказывать наличие одновременного физического вреда, телесного повреждения (physical injury). Достаточно, если он докажет, что действия ответчика были неразумными с точки зрения возможности причинения такого вреда (вина — неосторожность), что моральный вред диагнос­тируется врачом и с медицинской точки зрения достаточно серьезен. Такой состав позволяет отфильтровывать иски, подаваемые без достаточных оснований.

Доктрина опасной зоны (zone of ­danger), выработанная и признаваемая некоторыми судами США, например, судами штата Иллинойс, фактически расширяет круг лиц, имеющих возможность получить возмещение. К ним относятся как лица, испытавшие физический контакт в виде телесного повреждения, так и находившиеся в зоне опасности, то есть они могли получить физические повреждения из-за неосторожных действий другого лица (AALAR Ltd. v. Francis, 1998). Таким образом, принцип опасной зоны позволяет требовать компенсации за перенесенные страдания, например, в форме чувства страха, даже при отсутствии какого-либо телесного (физического) вреда.

Еще один способ ограничения круга лиц, претендующих на компенсацию «чистого» морального вреда, это принцип очевидца (relative bystander). Этот тест, или стандарт, как принято говорить в англосаксонской судебной традиции, был выработан в деле Dillon v. Legg, рассмотренном Верховным судом штата Калифорния. Принцип опасной зоны был отвергнут, и исход дела теперь зависел от того, мог ли (и должен ли был) предвидеть в разумных пределах (reasonably foresee) ответчик то, что его действия приведут к моральным страданиям. И наличие этой возможности предвидения (foreseeability) наступления указанных последствий приобретает решающее значение. Суд указал в этом деле (и это решение стало ведущим прецедентом не только для Калифорнии) три фактора для установления этого предвидения: местонахождение истца; прямая связь, непосредственное восприятие происшествия истцом; были ли достаточно близки истец и пострадавший (или погибший). Почти половина штатов США используют такой подход, рассматривая аналогичные дела (то есть неосторожное причинение лицу морального вреда, который заключается в том, что он испытывал душевные страдания, став очевидцем страданий или смерти близкого ему лица). Другие страны с традициями английского общего права, например, Австралия, не говоря уже о самой Великобритании, придерживаются аналогичных принципов.

Можно сказать, что правило очевидца представляет собой модернизированное правило физического воздействия: кто-то должен умереть или получить опасные для жизни телесные повреждения, чтобы наблюдатель мог требовать компенсации за пережитые им (очевидцем) страдания. Единственным исключением является на данный момент штат Огайо, где суды ­признают такое право и при отсутствии жертв — достаточно наличия риска наступления таких тяжких последствий.

После некоторого ужесточения правила, установленного решением по делу Диллон, элемент присутствия (местонахождения истца и непосредственное восприятие им происшествия), необходимый для ­обоснования иска, вызывает определенные трудности в случаях, когда истец стал очевидцем посредством телевидения (например, репортаж с места катастрофы). Однако есть прецеденты, когда суды все же присуждают компенсацию и при таких обстоятельствах (так называемый опосредованный психический вред).

Так, в деле Christensen v. Superior ­Court (1991), рассмотренном Верховным судом Калифорнии, родители просили суд о компенсации морального вреда, причиненного им тем, что они явились очевидцами (посредством телевидения) того, как непочтительно обращались с телом их погибшего сына в медицинском учреждении. Суд подчеркнул, что присуждение компенсации за моральные страдания возможно, так как репортаж был именно об их сыне, то есть был установлен конкретный вред, причиненный истцам. Тем не менее это скорее исключение, чем правило.

Таким образом, при параллельном причинении физического и морального вреда нет необходимости доказывать связь между действиями ответчика и моральным вредом — такая связь очевидна. В остальных случаях требуется доказать, что моральный вред непосредственно связан с действиями причинителя (точнее, происшествие достаточно тесно связано с лицом, которому причинен моральный вред).

Умышленно причиненный моральный вред возмещается судами англосаксонской юрисдикции с большим либерализмом, соответственно, здесь истец имеет значительно больше возможностей для присуждения компенсации за свои физические и душевные страдания. Это следует, прежде всего, из оснований ответственности за умышленные деяния. В отличие от причинения вреда по неосторожности, при котором необходимы такие основания, как предвидение вреда (foreseeability) и общая обязанность не причинять вреда (duty of care) и т. д., при умышленном правонарушении и причинении вреда эти элементы не имеют значения.

В некоторых странах (и штатах США) различаются понятие морального вреда как отдельного, самостоятельного правонарушения (independent tort) и понятие морального вреда, причиненного в ходе иного правонарушения. К последнему можно отнести такие правонарушения деликтной природы, как нарушение частной жизни, вторжение в частное пространство (invasion of privacy), незаконное лишение свободы в самом широком смысле слова (false imprisonment), распространение клеветнических сведений (defamation), незаконное уголовное преследование (malicious prosecution), нападение (assault), побои, избиение (battery).

Несмотря на то что требование физического проявления (пусть и либерально толкуемого) остается в силе, в английском (и американском) праве психический вред компенсируется и при отсутствии такого рода физических проявлений, то есть без какого-либо телесного ущерба.

Что касается самостоятельного, то есть без какого либо еще параллельного нарушения, умышленного причинения морального вреда (intentional infliction of emotional distress или tort of outrage), то, как и в случае с неосторожным причинением морального вреда, такое основание для возмещения создает для истца определенные трудности. Дело в том, что судебная практика многих англосаксонских юрисдикций установила достаточно жесткие требования для присуждения компенсации за нравственные страдания в таких случаях. Например, в некоторых штатах США истцу надо доказать: умысел или грубую неосторожность, исключительный характер грубого поведения ответчика (extreme and outrageous), причинную связь между таким поведением, страданиями истца и наступлением последствий в виде морального, психического страдания или физического ущерба. Простого причинения беспокойства, угроз, обиды, мелкого приставания, вызывающего поведения и других не столь серьезных форм оскорбительного поведения недостаточно.

В случае же грубой неосторожности исключительность поведения должна быть еще более очевидной. Такие формулировки, естественно, сужают возможности для присуждения компенсации по основанию самостоятельного (напомним об этом) деликта, называемого иногда «оскорбительное поведение», и суды относительно редко присуждают компенсацию по такому самостоятельному основанию. К таким случаям относятся, например, правонарушения, связанные с непочтительным отношением к захоронению или телу умершего человека (Ср. аналогичную норму статьи 298 ГК Украины). Сексуальные приставания, домогательства (sexual harassment) также считаются судами большинства американских штатов основанием для констатации оскорбительного поведения и присуждения компенсации за причиненный этими действиями моральный вред ­(Busby v. Truswal Sys. Corp).

В деле Brown v. Nutter, McClennen and Fish, рассмотренном апелляционным судом штата Массачусетс, речь шла об ответственности адвоката за его приставания и домогательства к своему помощнику. Суд указал, что истица имеет право на присуждение компенсации за душевные страдания (emotional distress) персонально с адвоката.

Можно сделать вывод, что для наступления ответственности (в виде компенсации морального вреда) за оскорбительное поведение как самостоятельный деликт необходимо, помимо условий, указанных выше (исключительная грубость и т. п.), наличие специфических отношений между истцом и ответчиком. Речь может идти об отношениях зависимости потерпевшего от ответчика (работодатель—работник, заказчик—исполнитель и т.п.).

Подытоживая сказанное о возмещении морального вреда в странах общего права, можно сделать вывод, что эта юридическая система, как правило, осторожно относится к «чистому» моральному вреду (то есть без каких-либо физических или психиатрических проявлений), ставит определенные юридические препятствия для истца, чтобы избежать, как признаются англо-американские юристы, наплыва необоснованных исков. При умышленном причинении вреда, а также когда неосторожное причинение страданий содержит все необходимые (установленные прецедентами или законом) условия, суды присуждают весьма значительные суммы компенсации.

МАНУКЯН Вячеслав — адвокат, г. Харьков