Позитивное заключение Конституционного Суда Украины (КСУ) относительно законопроекта о внесении изменений в Конституцию Украины в части правосудия (рег. № 3524) открывает путь не только к проведению реальной судебной реформы, но и к исполнению Украиной международных обязательств, а именно: решения Европейского суда по правам человека по делу «Александр Волков против Украины» от 9 января 2013 года в части применения мер общего характера. Об основных принципах будущих изменений мы беседовали с судьей Верховного Суда Украины Александром Волковым.

 

— Александр Федорович, похоже, что скоро Украина может приступить к реальному исполнению решения Евросуда по вашему заявлению против Украины.

— Порядок внесения изменений в Конституцию Украины предусмотрен непосредственно самой Конституцией в разделе ХІІІ, которым установлено, что инициировать конституционные изменения может либо Президент Украины, либо не менее 150 народных депутатов. На данный момент глава государства внес такой законопроект, парламент его включил в повестку дня и внес представление в КСУ для проверки на предмет соответствия статьям 157 и 158 Конституции. И сегодня КСУ обнародовал свое заключение (беседа состоялась 22 января 2016 года — прим. ред.).

Теперь законопроект должен быть рассмотрен парламентом, по сути в «первом чтении», и предварительно одобрен простым большинством от конституционного состава Верховного Совета — 226 голосами. А для окончательного его одобрения необходимо, чтобы проект поддержали не менее двух третьих народных депутатов от конституционного состава парламента на следующей очередной сессии.

 

— Стало быть, после заключения КСУ должно состояться два голосования на разных сессиях?

— Совершенно верно. Для предварительного одобрения необходимо 226 голосов, а на следующей очередной сессии можно утверждать окончательно, но уже 300 голосами.

 

— Некоторые предложения проекта вызвали замечания при рассмотрении вопроса в КСУ. Можно ли откорректировать их сейчас или между утверждениями?

— Если сейчас или позже в текст одобренного КСУ проекта будут внесены какие-либо изменения, его надо будет снова направлять в КСУ для получения заключения и рассматривать заново, по той процедуре, о которой мы говорили.

 

— Какие ключевые моменты должны быть в проекте, чтобы можно было говорить об исполнении решения «Александр Волков против Украины»? Учтены ли они в проекте № 3524?

— Это должна быть реализация международных и европейских стандартов по организации осуществления правосудия: парламент не должен иметь никакого отношения к карьере судьи, его назначению и увольнению; суды создаются и ликвидируются законом; большинство в органе, ответственном за кадровое обеспечение судов (назначение, увольнение, перевод судей), должны составлять судьи, избранные самими судьями. Это три ключевых стандарта, которым Украина пока не соответствует. Но все они учтены при подготовке настоящего законопроекта.

 

— Проект предусматривает упразднение такого основания для увольнения судей, как нарушение присяги. Того, по которому вас в 2010 году уволили с должности судьи ВСУ, что и стало основанием для дальнейшего обращения в Евросуд. Что такое «присяга судьи», есть ли такой институт в других странах, или это наше изобретение?

— Это историко-правовой институт, который проистекает из советского права. Тогда каждый чиновник принимал присягу, а ее нарушение считалось очень тяжелым проступком. Но он не был наполнен правовым смыслом, его определение не было дано в законодательстве или сформулировано судебной практикой. Он мог бы иметь право на жизнь, если бы соответствовал принципу правовой определенности, то есть если бы на уровне закона было раскрыто, что подразумевает собой присяга и какие действия считать ее нарушением. И такие попытки предпринимались, но не были удачными.

До вступления в любую должность человек должен знать не только свои обязанности, но и то, что делать нельзя, какая ответственность предусмотрена за нарушение. А когда правовой институт допускает произвольное толкование, и в довесок не предусматривает ни сроков, ни гарантий, говорить о его правовой определенности не приходится. Ведь любая ответственность, а нарушение присяги — по сути дисциплинарная ответственность, имеет свои сроки давности: трудовая — полгода, гражданская, по общему правилу, — три года, уголовная — 2, 3, 5, 10, 15 лет, в зависимости от тяжести преступления. А нарушение присяги судьей у нас почему-то никакой давности не имело, хотя к дисциплинарной ответственности можно было привлечь в течение года (с прошлого года срок увеличен до трех). То есть назвать нарушением присяги можно было любой проступок судьи независимо от того, когда он был совершен. Это использовалось как инструмент политического влияния на принятие судьей решений, ведь высок риск, что в любой момент то или иное деяние назовут нарушением присяги и поднимут вопрос увольнения с должности с лишением статуса судьи — наивысшего наказания для судьи.

Особенно это опасно в условиях, когда политики и чиновники имеют непосредственное влияние на органы, ответственные за карьеру судьи, а именно: Высший совет юстиции и парламент, согласно действующей процедуре.

Опять же мы возвращаемся к ключевым стандартам, которым должны соответствовать, если намерены интегрироваться в Европейское сообщество.

 

— Позвольте, но в то же время проект оперирует таким понятием, как «добропорядочность», которое тоже нельзя назвать однозначно определенным.

— Ныне действующий Закон «О судоустройстве и статусе судей» уже раскрывает понятие «недобросовестное поведение». Думаю, что и после изменения Конституции этот критерий будет наполнен конкретным содержанием в законодательстве. Мы не можем все прописать в Конституции, а можем только дать общие положения. И это как раз и предложено сделать.

В Советском Союзе, например, такую проверку осуществлял КГБ, проверяя не только кандидата на должность, но и его родственников, опрашивая соседей, устанавливая, живет ли кандидат по доходам, не конфликтует ли с соседями и родными, ведет ли себя адекватно в бытовых ситуациях, то есть то, что мы понимаем под добропорядочностью.

Считаю, что, вводя такой критерий в Конституцию, законодатель дает правовую определенность кандидатам: хочешь быть судьей — соответствуй требованиям, в том числе добропорядочности: живи по доходам, не скрывай имущество от декларирования, веди себя достойно в обществе.

 

— Не случится ли так, что один бытовой конфликт с соседом может поставить крест на судейской карьере?

— Может быть и такая ситуация. А потому всегда и во всем судья должен себя вести так, чтобы граждане его уважали за взвешенное поведение, терпимость, непредвзятость. Это комплекс стандартов этического поведения судьи. Судья — представитель власти и должен демонстрировать обществу свою объективность, толерантность, уравновешенность. Каждый член общества должен в каждом судье видеть того носителя власти, который сможет действительно объективно разрешить его конфликт, не проявляя своих личных эмоций. Это напрямую зависит от характера человека, ставшего судьей, который раскрывается в том числе и в бытовых условиях.

Судья должен быть устойчивым к стрессам и способным объективно рассматривать дело независимо от того, что произошло в его личной жизни, какое общественное мнение сложилось относительно ситуации, насколько ситуация неприятна этически или эстетически. Такие требования к судье выдвигает общество, и это нормально.

 

— Мы постоянно говорим и слышим о важности судебной реформы, хотя все ветви власти требуют изменений. Почему именно к суду и судьям такие повышенные требования?

— Потому что суды принимают окончательное решение. И поскольку суды всегда разрешают спор, чаще всего будет кто-то неудовлетворен. Свои неудачи в суде стороны склонны объяснять неправильностью действий суда, а не допущенными ими ошибками или неправильностью занятой позиции.

Чтобы меньше было таких обвинений, хотя исключить их никогда не удастся, суд должен быть действительно независимым и объективным и должен восприниматься обществом как независимый и объективный.

 

— Для этого судьи должны иметь гарантии. Но при рассмотрении дела в КСУ говорили о предпосылках ограничения прав судей, в частности, в контексте законности источников имущества, необоснованной ликвидации судов, расширения полномочий Высшего совета правосудия.

— Я могу частично с этим согласиться, но в целом проект разрабатывался с целью улучшения. Конечно, он не идеален, его принятие — это вынужденный шаг, а указанные поправки надо было принять давно (а лучше было допускать таких ошибок 20 лет назад). Не исключаю, что это не окончательная редакция данных норм Конституции (правда, изменить их сможет только парламент следующего созыва).

Что касается нарушения прав судей, то их не стоит смешивать с правами человека. Ведь судья — это власть. Говорить о нарушении их прав можно только в ограниченных аспектах. Конвенция о правах человека, Пакт о правах допускают установление ограничений для представителей власти. Конечно, ограничения должны быть обоснованными, определенными и должны соответствовать цели установления. И если некое ограничение соответствует этим критериям, но кто-то с ним не согласен, он просто не должен претендовать на занятие такой должности.

И, возвращаясь к вашему вопросу о добропорядочности, — если в законе данное понятие не будет раскрыто, тогда это будет то же, что присяга сегодня. Надеюсь, у парламента хватит сил и мудрости не допустить этой ошибки, ведь такое нарушение уже констатировано Евросудом.

 

— Когда вы обращались в Евросуд за защитой своих прав, вы ожидали или прогнозировали, что решение будет касаться не только констатации нарушения, но и определения его причин?

— Проблемами судебного реформирования я занимался с 1992 года, поэтому знал, какие проблемы существуют в нашей судебной системе. После вступления в Совет Европы и ратификации Конвенции о защите прав человека и основоположных свобод неоднократно предпринимались попытки привести нашу судебную власть в соответствие с европейскими стандартами. Нашему государству были даны десятки рекомендаций, но политики не были готовы их воспринять и установить принципы действительно независимого суда. Когда в 2010 году на высший государственных уровень был поднят вопрос относительно меня (по сути о реализации судейского самоуправления, ведь съезд судей избирал меня и членом ВСЮ, и членом Совета судей), стало понятно, что увольнение — вопрос времени. Я на всех этапах всячески пытался показать, что процедура, используемая для увольнения судьи с должности за нарушение присяги, не выдерживает критики с точки зрения европейских стандартов. Украинские суды этого не услышали. Но я действительно, обращаясь в Евросуд, указывал не только факты нарушений, но и их причины. Если для того, чтобы донести до украинских политиков важность независимого суда, понадобилось мое дело, что ж, я был к этому готов.

 

(Беседовала Ирина ГОНЧАР,

«Юридическая практика»)