В системе правосудия, когда главными приоритетами стали статистические показатели и соответствующие финансовые поощрения в виде премий к невысоким зарплатам, человеческие судьбы зачастую отходят на второй план. Довольно типичной адвокаты могут назвать ситуацию, когда дело рассыпается на глазах, но никто — ни следователь, ни прокурор, ни судья — не рискует его прекратить за отсутствием состава или события преступления, тем более — вынести оправдательный приговор: ибо статистические показатели будут подпорчены, репутация правоохранительных органов будет подмочена, а то, что невиновное лицо ходит с клеймом «преступник», — вещь второстепенная и скорее повседневная для правоохранителей и служителей Фемиды.

Безусловно, бывают случаи «компромисса», когда подсудимый, не претендующий на что-либо, кроме спокойной жизни, соглашается на прекращение дела на нереабилитирующих основаниях, либо суд направляет дело на дорасследование, что уже в прошлом, и оно после прекращается на якобы вновь выявленных основаниях, точнее, вследствие отсутствия таковых для привлечения к уголовной ответственности. Но оправдать лицо, признав несостоятельность правоохранительных органов государства в реализации гарантий прав граждан, никто обычно не рискует.

Потому и оправдательные приговоры — редкость. По неофициальным подсчетам, в столице Укра­­ины в год судами первой инстанции выносятся не более 10 оправдательных приговоров, а оставшихся в силе после апелляционного обжалования почти нет. Тем ярче отражают проблемы в отечественном уголовном производстве случаи, когда оправдательный приговор не только постановляется судом, но и вступает в законную силу.

Такой случай недавно имел место на Украине: после многих лет досудебного следствия, судебных тяжб и ожиданий вступил в силу оправдательный приговор. О том, чего стоил такой приговор оправданному, адвокату и обществу, мы беседовали с адвокатом подзащитного Андреем Цыганковым.

— Андрей Игоревич, увы, в связи с перипетиями в адвокатской среде факт вынесения оправдательного приговора остался без должного внимания широкой общественности. Расскажите, пожалуйста, что это было за дело, и кто постановил оправдательный приговор?

— С одной стороны, дело уникальное, поскольку сказать, что оправдательный приговор на Украине редкость — ничего не сказать, с другой стороны, по своей фабуле оно довольно типичное. Не углубляясь в подробности, в селе случилась потасовка, в ходе которой мой подзащитный, защищая себя, свои жизнь и здоровье, вынужден был отразить нападение пьяного хулигана. Спустя пять дней потерпевший умер в больнице, что повлекло последующее возбуждение уголовного дела по факту, а после — и в отношении моего клиента.

Типичность ситуации в том, что такие инциденты случаются довольно часто, и в случае летального исхода, особенно если, как в данной ситуации, погибший имеет определенные положение и вес в обществе, лицо, нанесшее удар, привлекается к уголовной ответственности, не углубляясь в подробности причин и наличия причинно-следственной связи событий. Небольшой (или сильный) прессинг со стороны следствия, запугивание, предложение пойти на смягчение — и дело сделано: серьезное преступление раскрыто, виновный наказан, потерпевшие удовлетворены и статистические показатели раскрываемости и осужденности в норме.

— Чем настоящее дело отличается от других?

— Когда я вступил в дело в качестве защитника, мой подзащитный уже дал некоторые показания, чем несколько ухудшил свое положение, и находился «под стражей» (для понимания: на то время он был студентом юридического факультета Академии внутренних дел, что равно принадлежности к правоохранительным органам), поэтому первым делом мы занялись вопросом изменения меры пресечения — обеспечения права на защиту без содержания моего клиента «под стражей».

— Вы говорите в прошедшем времени. Когда имело место событие, и сколько времени понадобилось, чтобы добиться оправдания?

— События имели место 12 августа 2006 года, ныне за окном — декабрь 2012-го. Считайте: более шести лет (почти четыре года длилось следствие, еще почти два с половиной года дело рассматривалось судом). Лишь 15 июня 2012 года Броварским горрайонным судом Киев­ской области был вынесен оправдательный приговор, который определением Апел­ляционного суда Киевской области от 29 августа 2012 года оставлен без изменений. В принятии кассационной жалобы потерпевших и рассмотрении ее по сути было отказано, и более в кассационном порядке оно не обжаловалось, да и уже все сроки такого обжалования истекли.

Причем, уголовное дело — не гражданское, им нельзя заниматься время от времени, им живешь постоянно. И адвокат, вступая в подобные дела, должен понимать, что они соизмеримы в процентном соотношении с его жизненным путем.

Этому делу я отдал более 10 % всей своей жизни. Но я работал не сам, мне помогали адвокаты Наталья Плиса и Диана Назаренко, заслуга которых в достигнутом результате не меньше моей. Это невероятное давление на адвоката непосредственно — к концу производства именно я стал главным виновником трагедии в глазах потерпевших. Как для дела — это хорошо, меньше прессинг на клиента, но, по-человечески, это катастрофически тяжело. Для этого и нужна поддержка коллег.

— За шесть лет, наверное, материалов дела было много?

— На момент рассмотрения в суде первой инстанции дело насчитывало 13 томов, три с половиной из которых составили адвокатские документы.

Более того, Наталья Плиса вела стенограммы судебных заседаний, которые после стали основанием для наших аргументов и по которым (после того как части записи технической фиксации не оказалось) восстанавливались события судебного следствия. В таком деле каждый момент должен найти свое процессуальное закрепление, и адвокат должен стать в деле «нотариусом фактов».

Мы с коллегами составили за все время более 200 процессуальных документов. Подготовка некоторых из них, например, ходатайства о повторной медицинской экспертизе, заняла у меня два с половиной месяца. Надо было не только обосновать ее необходимость, но и написать это понятным для не имеющих медицинского образования лиц языком, понятным для следователя, прокурора, а в последующем — для государственного обвинителя и, в конечном итоге, для судьи.

— Могло ли дело завершиться таким результатом без участия адвокатов?

— Я уверен, что нет. Оно было настолько запутано, за шесть лет обросло наполовину неправдивыми показаниями, что без сторонней помощи (а, тем более, я напоминаю, что мой клиент находился «под стражей») добиться такого результата было бы нереально. Разные социальное положение и финансовые возможности сторон тоже следует учитывать.

Кроме того, я уверен, что мне и моему клиенту повезло, и такое стечение обстоятельств стало залогом результата.

Во-первых, хотя прошло некоторое время, многие вещественные доказательства, обнаруженные адвокатами, не были уничтожены: одежда погибшего, демонстрировавшая минимальные кровопотери в момент события, автомобиль, в котором его с открытой черепно-мозговой травмой везли в больницу скорой медицинской помощи вместо кареты скорой помощи, о чем ранее свидетельствовали потерпевшие, на дверце которого сохранились следы тканей от соприкосновения с раной.

И если возбуждалось дело по части 2 статьи 115 УК Украины, пункт 8 (убийство из хулиганских побуждений, максимальная мера наказания — пожизненное лишение свободы), то в суд оно передавалось уже по части 1 статьи 119 УК Украины (убийство по неосторожности) с позицией прокуратуры о применении реального наказания с лишением свободы на три года.

Было много медицинских нюансов, на которые я советую адвокатам всегда обращать внимание, а если потребуется — изучить вопрос с медицинской точки зрения (с этим мне тоже, можно сказать, повезло, поскольку мой отец был военным врачом).

Во-вторых, нам безумно повезло с судьей — Еленой Кичинской, — которая под давлением многочисленных жалоб, под прессингом, в том числе и в связи с якобы нарушением предельных сроков рассмотрения дела, объективно, предметно и детально разобралась во всех нюансах дела и приняла, на наш взгляд, справедливое и правосудное решение, что потом было подтверждено судами высших инстанций. И я могу сказать, что Елена Федоровна совершила героический поступок, поскольку сегодня судьи не могут себе позволить разбираться в деле — у них есть сроки, статистика в интересах правоохранителей, и в большинстве случаев они просто не хотят этого делать. Более того, она (в моей практике — беспрецедентный случай!) обязала произвести выемку улик-доказательств у потерпевших.

В-третьих, нам на первом этапе судебного следствия попался порядочный и думающий прокурор, который во время рассмотрения дела в суде фактически отказался поддерживать государственное обвинение, подав рапорт об отсутствии оснований для привлечения к ответственности моего клиента.

Да и в адрес судей апелляционного суда — самые позитивные слова: они оценили требование прокуратуры, подававшей апелляцию не на приговор по сути, а просившей направить дело на дополнительное расследование. То есть государственное обвинение фактически признало, что в материалах нет доказательств, подтверждающих вину и наличие оснований для привлечения лица к уголовной ответственности (хотя в первой инстанции требовали реальный срок наказания).

Все эти люди вызывают не только уважение, но и восхищение, что, надо признаться, редкость в отношениях стороны защиты, обвинения и суда.

Наверное, при такой ситуации было бы уже сверх везения, если бы был дан ход делам о лжесвидетельстве (которое во времена царской России было преступлением номер один с неизбежным применением реального наказания, а покушение на царя было только третьим по тяжести после посягательства против веры), хотя мы неоднократно подавали заявления о преступлении — даче заведомо ложных показаний в суде.

— Что суд положил в основу оправдательного приговора?

— Отрадно, что судья действительно разобралась с аргументами и не нашла доказательств версии следствия и потерпевших о нападении со стороны подсудимого, напротив — установила, что он не имел иной возможности эффективно отразить посягательство со стороны погибшего (находящегося в состоянии сильного алкогольного опьянения — на следующий день после события уровень алкоголя в крови погибшего составлял 2,6 промилле!) на гарантированные Конституцией Украины права на жизнь и здоровье, поэтому правомерно действовал в пределах необходимой обороны, что исключает преступность деяния и уголовную ответственность.

Ведь что такое необходимая оборона? Как гласили законы Российской империи (и эта позиция жестко была оглашена в суде), это гарантированное именно государством право на убийство одного человека другим. Разрешенное право и ненаказуемое. Если государство не может обеспечить вам или мне безопасность в определенную минуту, при том, что мы платим налоги, содержим милицию и так далее, оно дает вам право адекватно защищать свои жизнь и здоровье. И если при этом ваш инстинкт говорит вам, что вы должны убить, чтобы сохранить свою жизнь, вы имеете на это право, и государство это гарантирует. И это никакая не случайность. Это право на целенаправленное убийство. И если бы ребята, которые развлекаются вечерами излишним алкоголем, понимали, что, защищая свою жизнь, их могут не только убить, но еще за это и не отвечать, то это понимание было бы очень полезным для общества.

Мы умышленно не пытались свести произошедшее к некой случайности. То, что потерпевший в результате погиб, нельзя исключать, было случайно, но удар, которым оправданный отразил посягательство на собственную жизнь, был вполне осознанным, хотя выполненным скорее инстинктивно, поскольку в тех обстоятельствах он не мог объективно применить иной способ защиты.

— Андрей Игоревич, ваш пример показывает, что добиться оправдания можно. Что бы вы посоветовали коллегам?

— Между оправдательным приговором и реальным оправданием есть разница. Да, безусловно, высшая радость, что невиновный человек остался на свободе. Но какой ценой? За шесть лет он из молодого 21-летнего парня превратился в седого мужчину, в прямом смысле слова. Затраты, которые понесла семья, не столько материальные (поскольку, к чести подзащитного, он самостоятельно работал для покрытия материальных издержек), но прежде всего моральные, невосполнимые. Семье еще долго придется возвращаться к нормальной жизни. И не уверен, что это возможно в полном объеме.

Однако все это время мой подзащитный имел лишь право на защиту, но не право на оправдание. Я всегда говорил и настаиваю, что и законы, и Конституция должны гарантировать именно право на оправдание от ложного, ошибочного обвинения. Что с ним делать — человек разберется. Это еще хорошо, что моего клиента поддерживали односельчане, куда чаще ставят клеймо преступника.

Что касается возможности… Когда следствие увидело, что дело рассыпается, и истекли сроки привлечения к уголовной ответственности, моему клиенту предложили фактически подписать согласие на прекращение дела на нереабилитирующих основаниях. И он отказался. Поэтому, если человек, его адвокат, чувствуют правоту, они должны понимать две вещи: это надолго и это возможно.

Оппонирующей стороной были задействованы колоссальные ресурсы и связи. Тем приятнее, что это было (адвокаты меня поймут) «чистое» дело.

— Однако чувствуется некоторая грусть…

— Результатом я не просто доволен, я счастлив. Я многое и многих хороших людей для себя открыл. Однако, безусловно, есть некое сожаление, ведь реальные виновные не установлены и не наказаны… Никто не позаботился узнать: что реально имело место, от чего на самом деле умер потерпевший, мог ли он остаться в живых… Много вопросов, на которые не только не искали ответы члены семьи погибшего, оговаривая невиновного, но которые даже не потрудилось задать себе государство.

И если возможно доказать право на необходимую оборону, которая повлекла смерть потерпевшего, глупо, что люди не пользуются правом на свою защиту нигде: ни в магазинах, ни на остановках, ни оплачивая коммунальные услуги… И пока они этому не научатся, никаких оправдательных приговоров как базиса, никаких прав на защиту просто не будет.

— Наверное, вам приходилось отвечать на вопрос: как это — защищать преступника?

— Дело не в том, что ты защищаешь убийцу или насильника, дело в том, что компетентный государственный орган должен доказать его вину. Нет ничего очевидного. И если этот орган не может доказать вину — мы всегда должны понимать, что человек должен быть оправдан.

Я в таких случаях привожу пример Чикотило, ведь до того, как установили его вину, 12 человек были осуждены, и многие не выжили. Один мужчина, осужденный за изнасилование собственной дочери, повесился в камере, а его жена, не выдержав, тоже повесилась, семья была уничтожена, а потом выяснилось, что настоящий убийца и насильник — Чикотило. Вот об этом надо помнить адвокатам: мы не защищаем преступников, мы реализуем право на защиту в противостоянии некачественной работе государственного обвинения, которое должно реализовываться как право на оправдание.

(Беседовала Ирина ГОНЧАР,
«Юридическая практика»)