Отечественная правовая система достаточно активно заимствует отдельные концепции и даже целые институты из условной англо-американской правовой системы, и то, что еще недавно казалось немыслимым, уже является частью правового ландшафта.

 

Общая часть

Так, в каркас отечественного банковского права имплементирована доктрина «снятия корпоративной вуали» (piercing of corporate veil), применяемая как при формировании общих требований к финансовым учреждениям, так и для привлечения бенефициаров неплатежеспособных банков к ответственности. Ослабление традиционной «атомистской» концепции, которая разделяет ответственность собственников корпоративных прав и принадлежащих им юридических лиц, является лишь одним из признаков диффузии различных правовых систем и их взаимного проникновения. Указанный процесс носит глобальный характер и не является исключительно украинским явлением, но его резкая активизация вызвана неготовностью отечественных государственных институтов, в том числе и судебной системы, адекватно реагировать на возникающие вызовы, спровоцированные массовой неплатежеспособностью финансовых учреждений и лавинообразными неплатежами по кредитам.

Предпосылки к формированию гибкой системы прецедентных решений были заложены еще положениями процессуальных кодексов, предполагающих обязательный характер судебных решений Верховного Суда Украины (ВСУ), выносимых в результате устранения неодинакового правоприменения. Более полугода назад, выступая на IV Международном судебно-правовом форуме, Председатель Верховного Суда Украины Ярослав Романюк недвусмысленно обозначил роль ВСУ как инструмента «тонкой настройки» правовых норм, способного не только устанавливать ориентиры для их правильного применения, но и заполнять пробелы в правовом поле путем формирования устойчивых правовых позиций, регулирующих шаблонные ситуации, что по своей сути и является квинтэссенцией судебного прецедента.

В ситуации, когда суды стали основным местом встречи банков и должников, а наработанные подходы к разрешению споров показали свою недостаточную эффективность, ВСУ был сделан акцент именно на устранении злоупотребления правом, а в качестве механизма избрана концепция добросовестности, применяемая в международном праве и как самостоятельный принцип, и в качестве основы института эстоппель (estoppel by representation).

 

А что в судах? Практика

Корнем возникшей проблемы стало применение должниками схем уклонения от ответственности, имеющих крайне формальные, но юридически корректные основания, позволяющие должникам манипулировать исходом рассмотрения споров. Использование базовых принципов гражданского права для борьбы с процессуальной эквилибристикой сторон доказало свою эффективность, но зачастую ставит под сомнение устоявшиеся положения гражданского права, что не характерно для континентальной системы права, допускающей толкование законодательства, но не его подмену.

Формально ВСУ не выходит за рамки дозволенного, поскольку его выводы являются следствием комплексного толкования существующих норм, но фактически суд нивелирует их императивность, ставя действие норм в зависимость от характера их использования стороной. Так, статья 6 Закона Украины «Об ипотеке» (Закон) предусматривает передачу в ипотеку имущества исключительно при условии активного волеизъявления всех совладельцев. В то же время в постановлении по делу № 6-533цс16 от 30 марта 2016 года ВСУ сделал вывод, что отсутствие согласия одного сособственника еще не является самодостаточным основанием для признания договора недействительным. В случае если должник ввел банк в заблуждение относительно наличия у него правомочностей по единоличному распоряжению имуществом, а банк при надлежащей осмотрительности не мог самостоятельно получить достоверную информацию, основания для недействительности обременения, по мнению ВСУ, отсутствуют. С точки зрения буквы закона, отмененные решения судов низших инстанций соответствовали законодательным требованиям, но обстоятельства дела подтверждали недобросовестность действий должника, что и стало основанием отмены решений по делу.

Ранее критерий добросовестности как основание для разрешения вопроса о наличии оснований для признания недействительными обеспечительных договоров, заключенных одним из супругов без согласия другого, был положен в основу постановлений ВСУ от 27 января 2016 года по делу № 6-1912цс15 и от 21 октября 2015 года по делу № 6-1568цс15.

В деле № 6-216цс14 предметом рассмотрения была возможность обращения взыскания на обремененное имущество в случае ликвидации должника в основном обязательстве. В постановлении от 10 февраля 2016 года ВСУ сделал вывод, что сам по себе факт ликвидации должника еще не свидетельствует об автоматическом прекращении акцессорного обязательства, поскольку задолженность может быть погашена за счет предмета ипотеки. И хотя указанный вывод не основывается на какой-либо прямой норме материального права а, напротив, противоречит общим условиям прекращения акцессорных обязательств, он получил дальнейшее распространение при рассмотрении аналогичных дел.

В постановлении ВСУ от 27 апреля 2016 года в качестве точки опоры при пересмотре дела № 6-62цс16 именно критерий добросовестности действий приобретателя имущества был ключевым при установлении действительности сделки, заключенной с превышением полномочий. ВСУ прямо указывает, что оценке подлежат не только действия сторон и условия сделок на момент подписания дефектного договора, но и характер последующего распоряжения имуществом, что позволяет разграничить добросовестных приобретателей и имитаторов. При этом суд акцентировал внимание на том, что ограничения на распоряжение имуществом не имеют правовых последствий для третьих лиц, действовавших с разумной предусмотрительностью.

Постановлением от 6 июля 2016 года по делу № 6-1213цс16 ВСУ ликвидировал популярную лазейку, позволявшую в результате неправомерно проведенных конструктивных изменений предмета ипотеки выводить недвижимость из-под действия обременений с дальнейшей продажей условно добросовестному приобретателю. ВСУ указал, что в случае, если формально новый объект создан на основе использования функциональных элементов залоговой недвижимости, преемственность обременения сохраняется в силу статьи 23 Закона, а требования банка к новому собственнику являются правомерными, даже если он не знал о существовании такого обременения.

 

Выводы. Туманное будущее

Тенденция к унификации судебной практики наряду с осознанием важности применения общих принципов гражданского права в качестве инструмента разрешения споров безусловно является положительным фактором, но указанный процесс имеет и обратную сторону медали. Поскольку исход спора крайне зависит от добросовестности самих судей, а доверие к нашим высшим судебным инстанциям несопоставимо с доверием к Верховному суду США или Высокому суду Лондона, остается существенный риск субъективизма в принятии решений, а то и просто подмены требований писаного права непрозрачными глубинами правосознания отдельных судей. Сможет ли ВСУ, пребывающий в процессе достаточно болезненного реформирования, убедить общественность в своей способности не только применять, но и соблюдать концепцию добросовестности при отправлении правосудия, покажет ближайшее время.

 

КИЦЕНКО Денис — к.ю.н., партнер МЮФ Integrites, г. Киев,

ЗАМИХОВСКИЙ Максим — старший юрист МЮФ Integrites, г. Киев

 

---

Комментарии

Риск субъективизма

Валентин ГВОЗДИЙ,

управляющий партнер ЮФ GOLAW

Исходя из анализа положений процессуального законодательства Украины, выводы ВСУ по применению норм права должны учитываться судами общей юрисдикции при применении таких норм. Так, вплоть до 2015 года существовал безальтернативный прецедентный подход к применению выводов и решений ВСУ. Законом Украины «Об обеспечении права на справедливый суд» были исключены такие формулировки, как «суд обязан учесть выводы ВСУ» и «суды обязаны привести свою судебную практику в соответствие с решением ВСУ». Из этого следует, что суд вправе отступить от правовой позиции, изложенной в выводах ВСУ, с одновременным указанием соответствующих мотивов. Соответственно, обязательность учета выводов ВСУ сегодня является не столь императивной.

На данный момент уже сформировалась практика ВСУ, которую юристы использовали для обоснования своей позиции в судах, и лишь единицы готовы отказаться от использования выводов ВСУ с указанием мотивов такого «непокорства». При таких обстоятельствах принцип состязательности сторон и исследование доказательств в процессе, к сожалению, отходят на второй план. Так, суду стоит только предоставить заключение ВСУ по аналогичному делу, просто скопировав его в мотивировочной части, — и «дело в шляпе». Поэтому можно утверждать, что именно формирование «прецедентного» подхода в судопроизводстве путем обязательности заключения ВСУ порождает риски субъективизма при осуществлении правосудия.

Главное — понимать, что любое судебное дело должно рассматриваться исходя из основных принципов права, таких как верховенство права, законность, равенство и справедливость. При этом каждое дело должно рассматриваться судьей объективно, всесторонне, с учетом конкретных обстоятельств и доказательств, которые в нем содержатся.

 

Реальный бенефициар

Антон КУЦ,

адвокат, руководитель практики конфликтов и споров АО Juscutum

Кому в карман упали основные деньги из опустевших банков? Этот вопрос интересует всех: и вкладчиков, и НБУ, и налоговую, и следователей. Понятно, что за официальными «руководителями и собственниками» стоят другие люди, которые реально руководят и получают львиную часть дохода. Доказать связь таких лиц с банком достаточно проблематично. Более того, они не несут никакой ответственности.

Как же узнать информацию о реальных бенефициарах? Первые шаги в данном направлении были предприняты в 2014 году. Закон «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Украины относительно определения конечных выгодоприобретателей юридических лиц и публичных деятелей» обязывал вносить реальных бенефициаров в реестр. В связи с недоработкой закона и сопротивлением бизнеса не удалось достичь заданной цели.

Сейчас рассматривается вопрос о применении института «снятия корпоративной вуали» (piercing of corporate veil). Данный институт предусматривает не только раскрытие информации лиц, но и возложение на них ответственности за действия юридического лица. В американской судебной практике этот институт применяется в основном в случае использования юридического лица в противоправных целях или использования юридического лица как фасада другой деятельности, не связанной с целью, указанной для его создания. Такой механизм распространен в странах англо-американской правовой системы. И эти нормы могут работать у нас. Важно написать их таким образом, чтобы они стали реальным инструментом в борьбе с банковскими аферами.