Сразу же хотелось бы сделать необходимое предупреждение. Возможно, кому-то предлагаемый материал покажется несколько циничным. Что ж, для очень впечатлительных могу лишь повторить слова Гарри Трумэна: если вы не переносите жары — ради Бога, держитесь подальше от кухни. Изрядная доля здорового «народного» цинизма, как будет показано дальше, не позволит несведущему в юриспруденции «обычному» гражданину дать себя одурачить в самой трудной и стрессовой ситуации — в поединке с Государством.

«ОСНОВНОЙ ИНСТИНКТ»: КОГДА МОЛЧАНИЕ — ЗОЛОТО

«Кино есть для нас важнейшее из искусств», — кажется, так говорил один ныне несколько подзабытый классик, адвокат по своей первой профессии. Без тени юмора смею утверждать, что в деле юридического самообразования рядового украинца кино (я имею в виду именно классическое голливудское кино) могло бы сыграть (и наверняка подсознательно этот процесс происходит) некоторую роль.

Едва ли не в каждом втором американском детективе можно услышать сакраментальное: «Вы имеете право молчать, все сказанное вами может быть использовано в качестве доказательства против вас и т. д.». Как ни странно, это не очередной набивший оскомину голливудский штамп, а совершенно необходимый режиссеру пассаж, если требуется добиться какого-то соответствия киношного действа реальной полицейской процедуре. И называется этот знаменитый фрагмент «правилом Миранды» (Mirand rule) по названию одного из известнейших в американской истории судебных дел, рассмотренных «девятью старцами» — Верховным Судом Соединенных Штатов в 1966 году, — Миранда против штата Аризона (Miranda v Arisona, 1966).

«ФАБУЛА ДЕЛА ТАКОВА»

Во времена моей учебы в стенах Харьковского юридического института один из профессоров настаивал именно на таком вступлении к изложению фактов любого дела, в том числе и какого-нибудь простенького трудового спора о незаконном увольнении.

В общем, вся эта сага, можно сказать, началась с совершенно другого дела — Эскобедо против штата Иллинойс (Escobedo v Illinois, 1964), в котором, как установит Суд, полиция задержала некоего Дэнни Эскобедо, 22 лет, мексиканского происхождения, препроводила его в участок и, изолировав его на некоторое время от внешнего мира, добилась признательных показаний. Детективы не сообщили задержанному о его праве хранить молчание или праве на консультацию с адвокатом. Вместо этого они привели в комнату к Эскобедо еще одного подозреваемого, который указал на него как на убийцу, на что Эскобедо заявил: «Нет, я не убивал Мануэля (потерпевшего — В. М.), это ты убил его». После этого на него сразу же надели наручники и отвели в помещение для допросов.

Полиция допрашивала Дэнни Эскобедо в течение нескольких часов, причем все это время он стоял, наручники с него не снимали, ему было отказано в свидании с адвокатом (более того, юрист все это время находился в помещении полицейского участка). В конце концов, после четырехчасового допроса он сознался в убийстве Мануэля. Прокуратура штата Иллинойс использовала эти признательные показания в ходе судебного разбирательства, хотя адвокаты Эскобедо требовали изъять их из дела как добытые незаконно. Верховный Суд США, рассмотрев жалобу осужденного, пришел к выводу о недопустимости (на основании несоответствия Конституции США) заявлений Эскобедо, добытых полицией таким путем, в качестве доказательства в суде.

Дело Эскобэдо вызвало целую серию подобных судебных процессов в США, но толкования его результатов различались настолько, что Верховный Суд воспользовался своим правом на истребование любого дела и его рассмотрение на предмет соответствия Конституции. Так, суд рассмотрел четыре дела (и среди них — дело Миранды) для того, чтобы, как указал суд, «глубже исследовать некоторые проблемы применения привилегии против самообвинения во время допросов и дать конкретные конституционные интерпретации для правоохранительных органов и судов».

ДЕЛО МИРАНДЫ

В деле Миранды подозреваемый, гражданин США мексиканского происхождения с серьезными отклонениями в поведении и специфическим складом характера, был арестован полицией штата Аризона и, как и в случае с Эскобедой, препровожден в особую комнату для допросов в здании полицейского управления. Дальше история повторилась в мельчайших деталях: после длительного допроса несколькими детективами несчастный сознался в совершении преступления.

В решении особо отмечалось, что Верховный Суд в данном случае не указывает на недобровольность (в традиционном понимании) признательных показаний подозреваемого. Что действительно интересовало суд и чему он уделил главное внимание в деле Миранды, так это наличие адекватных мер для защиты «бесценного права, гарантированного Пятой поправкой к Конституции США» (согласно Пятой поправке к американской Конституции, «никто не должен принуждаться свидетельствовать против самого себя в уголовном деле»).

Верховный Суд отметил, что во всех рассматриваемых им четырех делах, включая дело Миранды, задержанные полицией лица были помещены в незнакомую, непривычную им ситуацию и подвергнуты допросу, когда потенциальная возможность недопустимого давления очевидна ввиду юридической неосведомленности задержанных и их полной изоляции от внешнего мира. Причем факт, что доказательства физического или психологического воздействия на задержанных отсутствуют, не имел для Суда большого значения. Суд интересовал не конкретный факт давления в каждом из этих случаев, а то, что полиция с самого начала не предпринимала никаких реальных мер для того, чтобы все заявления арестованных были результатом их свободного волеизъявления, а не следствием необычности ситуации, некомпетентности в юридических тонкостях, желания поскорее выйти на свободу.

ВЫ ИМЕЕТЕ ПРАВО…

Непредвзятому наблюдателю ясно, что такие специфические условия (изоляция, отсутствие информации) даже при отсутствии прямого физического или психологического давления на человека преследуют одну цель, а именно подчинить его волю и получить необходимые показания, используя преимущества, вытекающие из фактического положения вещей, «неравного распределения сил», когда на стороне у государства — огромный юридический аппарат и кадры, а частное лицо таких ресурсов не имеет. Сама ситуация ареста и допросов в изоляции при отсутствии необходимых процессуальных противовесов ведет к нарушению важнейшего принципа справедливого судопроизводства — недопустимости самообвинения. Такими процессуальными гарантиями, впоследствии получившими название «правило Миранды», Верховный Суд признал обязанность полиции перед допросом (или простым опросом, «объяснениями», как у нас любят говорить работники милиции) предупредить арестованное лицо или лицо, чья свобода ограничена каким-то другим образом, о том, что

— он имеет право хранить молчание;

— любое сделанное им заявление может быть использовано в качестве доказательства против него;

— он имеет право на присутствие и помощь своего адвоката;

— если он не имеет своего адвоката, таковой будет ему предоставлен.

Лицо может отказаться от этих прав при условии, что этот отказ сделан явно, добровольно и с полным осознанием правовых последствий. Во всяком случае, если человек дает понять, даже и неявно, что он хочет видеть адвоката, никакой допрос производиться не может, а результаты такого допроса будут признаны неприемлемыми в суде в качестве доказательства. Даже если арестованный по тем или иным причинам «заговорил» по своей инициативе, а затем решил не отвечать на вопросы и проконсультироваться с адвокатом, дальше вести допрос недопустимо, и результат такого допроса будет аналогичным — он не будет иметь доказательственной силы в суде.

Судья Уоррен, а именно он «озвучил» это историческое решение Верховного Суда, блестяще обосновал такой, можно сказать, «анти-полицейский» подход, отметив, что именно понимание реального положения вещей в следственной практике и самой природы допросов подозреваемых в условиях ограничения их свободы привело Суд к такому результату. То, что в ходе расследования преступлений существует реальная опасность принуждения к даче нужных показаний, показывают независимые исследования. Причем методы воздействия простираются от примитивного физического давления, например, угроз, побоев и пыток, до тонкого психологического воздействия, внешне совершенно безобидного, однако по степени влияния на поведение человека не менее опасного.

«ХОРОШИЙ, ПЛОХОЙ, ЗЛОЙ» И ДРУГИЕ

Вот некоторые факторы, оказывающие влияние на поведение допрашиваемого, и методы воздействия, применяемые для принуждения к самообвинению, признанию вины, даче «нужных» показаний. Основным таким фактором является незнакомая обстановка, в которой и происходило действо под названием допрос или просто «опрос». В одном из руководств для американских следователей автор, например, пишет (вот уж где цинизм, так цинизм!): «Допрос должен по возможности проводиться в служебном кабинете следователя, во всяком случае в комнате, которую он сам выбрал. Допрашиваемый должен быть лишен любого психологического преимущества. В своем доме он (допрашиваемый — В. М.) может быть уверенным в себе, недовольным и неподдающимся влиянию. В стенах своего дома он более заботится о своих правах, помнит о них, менее склонен проявить свою неосмотрительность и преступное поведение. Более того, присутствие или нахождение рядом родственников или знакомых дает дополнительную моральную поддержку. В своем же собственном служебном помещении именно следователь имеет все преимущества. Сама атмосфера предполагает непреодолимость силы закона»

Этим, очевидно, и объясняется настойчивое желание многих правоохранителей всего мира, от Аризоны до Шепетовки, пригласить человека к себе, «в отделение», на свою территорию, ведь дома, как точно заметил американский эксперт, и стены помогают.

В таких изолированных условиях с целью подавления желания защищаться демонстрируется уверенность следователя в причастности допрашиваемого к преступлению и в его вине. С самого начала дезориентированному самой обстановкой человеку предлагают говорить только о деталях предполагаемого преступления, как бы давая понять, что общая картина и так ясна, необходимы лишь дополнительные штрихи. Вина уже не является проблемой (тогда как именно ее-то и обязаны доказать следователи).

В арсенале следователей есть и еще более тонкие психологические ходы, весьма эффективные при недостаточно крепкой нервной системе допрашиваемого и его доверчивом характере. Опытный следователь-манипулятор предпочитает говорить о причинах и мотивах преступления, а не о том, совершал он его или нет. У каждого человека есть те или иные проблемы: это могут быть семейные неурядицы, несчастливое детство, склонность к алкоголю, проблемы в сексуальной сфере и т. п. Следователю рекомендуется всячески принижать моральную серьезность правонарушения, его объяснимость, продемонстрировать понимание, возложить ответственность на условия жизни. Такая тактика направлена на то, чтобы внушить «объекту», что выясняются лишь детали совершенного им, а о вине уже и речи нет — она и так ясна.

Другим, прямо противоположным способом, ведущим, однако, к таким же «великолепным» результатам, особенно в случаях, связанных с обвинениями в уклонении от уплаты налогов и других хозяйственных преступлениях, является метод, мастерски описанный знатоком человеческой души Фазилем Искандером: «…Например хулигану, избившему человека, может быть даже убившего его, но не знающему об этом, следователь мог бы предъявить обвинение в убийстве, скажем, оружием, которым этот хулиган явно не пользовался. Не исключено в таком случае, что в ужасе перед клеветой человек ищет прочной опоры, и оказывается, что нет никакой прочной опоры, кроме правды, которую он схватывает с такой инстинктивной силой, с какой тонущий обнимает внезапно попавшееся ему бревно, и в силу невозможности, во всяком случае сразу, дозировать свою тяжесть, он вместе с ним идет ко дну, тогда как ему надо было только часть своей тяжести отдать этому разбухшему в воде бревну, а остальную часть удерживать за счет работы собственных рук и ног (добавлю от себя, и головы — В. М.). Возможно, после нескольких погружений тонущий и догадается, как себя вести, но возможно, и не догадается».

И не догадываются…

Кстати, описывая все эти хитроумные способы, используемые «кое-где у нас порой» недобросовестными дознавателями и следователями, будем вслед за писателем надеяться, что «уголовные элементы нас не читают», а читают только добропорядочные законопослушные граждане, у которых, однако, хватает здравого смысла и времени размышлять время от времени про «суму и тюрьму».

КРЕПКИЙ ОРЕШЕК

Правда, в других случаях следователю не до тонких психологических комбинаций и прочих «пряников». Когда допрашиваемое лицо обладает достаточно сильной выдержкой и не склонно хватать первое попавшееся, т. е. предложенное следователем заманчивое (и, как оказывается, обманчивое) «бревно», не принимает душевного участия интервьюера и предлагаемые им варианты объяснения якобы совершенного им преступления, тогда пускается в ход «кнут». Нет, нет, речь не о мордобое и защемлении пальцев в дверях, пытках электротоком (к сожалению, все эти методы практикуются в отечественных «органах» достаточно широко). Один американский эксперт в вопросах следственной тактики пишет, что порой необходимого результата следователь добивается путем «давящей атмосферы и бульдожьей настойчивости». Следователь проводит безостановочные допросы, не давая подозреваемому никаких возможностей для размышлений и отдыха, при этом полностью доминируя на «поле битвы за истину». Можно вести допросы в течение нескольких часов, можно — «в особо сложных случаях» — наседать в течение нескольких дней, с небольшими перерывами для сна и приема пищи, однако, как наставляют эксперты, «все это время не снижая напора и сохраняя доминирующее положение».

Еще один широко практикуемый метод. Для того чтобы с самого начала получить хотя бы принципиальное признание вины, допрашиваемому предлагается юридическое оправдание совершенного. К примеру, если речь идет об убийстве, могут предложить версию самообороны, душевного волнения, в случае уклонения от уплаты налогов — технические ошибки, неопытность и т. п. Это выглядит примерно так (для образности возьмем случай с убийством):

«Послушай, Сережа (именно в таком интимном, доверительном регистре — В. М.), ты ведь наверняка не поджидал этого парня специально для того, чтобы его э-ээ… замочить, то есть навредить ему. Я уверен, что ты чего-то боялся, боялся, что он что-то замышлял, поэтому ты и взял с собой оружие. Ты знал, что он за тип. Он подошел к тебе, начал наезжать, оскорблять и, в конце концов, даже хотел убить тебя (ты знал, что у него был пистолет). Ты просто защищался, Сережа. Так ведь оно и было?».

Дальше же, когда Сережа признает сам факт убийства, версия самообороны немедленно отметается, чтобы получить полную — «истинную» картину преступления. Если даже подозреваемый, схватившись за предложенную соломинку (оказавшуюся тяжелым бревном), продолжает настаивать на самообороне, расхождения между первичной версией полной непричастности к преступлению и вариантом самообороны осложняют положение допрашиваемого как во время предварительного следствия, так и во время судебного разбирательства. «Единожды солгав кто тебе поверит…».

Часто используется и другой классический метод, который я условно назову «хороший, плохой, злой». Здесь разыгрывается целый спектакль с участием нескольких, чаще всего двух, а иногда и трех и более допрашивающих. Один из них («Плохой») непримиримый и черствый сухарь, убежденный в виновности «объекта», готовый «отвесить» ему на полную катушку. Может кричать и склонен к применению «третьей степени» воздействия. Другой («Хороший»), напротив, милейший человек с университетским образованием (или, по крайне мере, соответствующим гуманитарным ромбиком на кителе) и манерами дореволюционного интеллигента. Либо это просто свой парень, у которого «родной брат попадал в такую передрягу». Он не одобряет методы «Плохого» и пытается отстранить его от дела, если, конечно, подозреваемый согласен «сотрудничать со следствием». «Объект» ставят в ситуацию, когда ему необходимо быстро принимать решение о таком «сотрудничестве», т. к. «Хороший» не имеет возможности долго сдерживать «Плохого» от более активных действий. Во время допроса присутствуют оба персонажа, причем «Хороший» явно дает понять, что не одобряет напор и недоверие «Плохого». Как только «объект» согласился сотрудничать с «Хорошим», «Плохой» уходит со сцены. Связка Жеглов-Шарапов — яркая иллюстрация метода.

Наконец, время от времени на сцене появляется «Злой». Этот персонаж не играет активной роли, а появляется в наиболее переломные моменты времени именно для окончательного перелома в сознании «объекта» (до реального перелома в этой пьесе дело обычно не доходит). Мрачная фигура «Злого» с отсутствием всяких следов работы мысли на челе действительно может уверить несчастного в необходимости сотрудничества с «Хорошим» — от греха подальше.

Наконец, если «объект» с самого начала прямо требует встречи с адвокатом или родственниками, ему заявляют примерно следующее: «Да, разумеется, вы имеете право молчать. Это ваше право никто не отрицает, но подумайте сами, поставьте себя на мое место. Вы спрашиваете меня, что мне известно по делу, а я вам заявляю, что не желаю говорить на эту тему до свидания со своим адвокатом. Не будете ли вы думать, что мне есть что скрывать в таком случае? Именно так я и буду думать, если вы так себя ведете. Так что давайте сядем, и сами, без посторонней помощи спокойно разрешим все вопросы». Утверждают, что при правильном применении метод приносит исключительные результаты, т. к. мало кто не согласится с такой железобетонной логикой: «честному человеку скрывать нечего». На просьбу о приглашении адвоката или родственников «объекту» внушают мысль, что «не следует вмешивать посторонних в это дело», говорят о никому не нужных затратах на адвоката, «тем более, если вам нечего скрывать». Просто, но эффективно. Тоже срабатывает.

«ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ»

Перечисленные выше модели следственной тактики — только часть из арсенала следователей. Их объединяет общая направленность на использование естественного преимущества государства в поединке с «объектом». Главные из этих преимуществ, как уже указывалось выше, следующие: изоляция «объекта» от внешнего мира, отсутствие поддержки извне, атмосфера безусловной доказанности вины, которая отбивает всякое желание защищаться, искусственно нагнетаемая напряженность, подавляющая волю и ослабляющая способность реально оценить ситуацию, наконец, возможность прямого запугивания и манипулирования информацией. Все это позволяет, даже не применяя физического воздействия, получить необходимые начальные «признательные» показания или информацию, которая «может быть использована» (и будет использована!) против «объекта».

Совет во всех этих случаях может быть только один: никакого «сотрудничества со следствием», сотрудничайте лучше со своим адвокатом (а следователю поможет прокурор и милиция), никакой торговли «показания в обмен на «свободу» — свобода будет недолгой, если вообще будет, а написанное пером, как известно, не вырубишь топором. В подавляющем большинстве случаев это именно тот, когда молчание — золото. Как говорил булгаковский герой, никогда не разговаривайте с незнакомцами, а тем более не пишите ничего собственноручно и ничего никогда не подписывайте, ибо (опять Булгаков!) «рукописи не горят».

«ДОБРОЕ» ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО

Нельзя сказать, что отечественное законодательство не гарантирует задержанному (арестованному) никаких прав. За последнее время были приняты законодательные акты, которые, в принципе, снижают возможности правоохранительных органов по незаконному давлению на задержанных и арестованных и недопустимому манипулированию людьми.

В первую очередь это Конституция Украины, статья 29 которой гарантирует, что никто не может быть арестован или содержаться под стражей иначе как по мотивированному решению суда и только на основаниях и в порядке, установленных законом. Обоснованность же временного (до 72 часов) содержания лица под стражей должна быть проверена судом, и если в течение этого времени не получено мотивированное решение суда о содержании под стражей, лицо должно быть немедленно освобождено. Переходные положения Конституции в отношении норм, касающихся ареста, содержания подозреваемых под стражей, обыска, перестали действовать 28 июня 2001 года. Соответствующие нормы внесены в процессуальное законодательство.

Существуют также чрезвычайно важные правовые нормы, гарантирующие лицу право не давать показания против самого себя. Уже довольно давно практикуется метод, когда лицо допрашивают «как свидетеля», обязанного давать показания под страхом уголовного наказания за отказ такие показания дать. Действительно, в Уголовном кодексе существует статья 385 об ответственности лица за отказ от дачи показаний. Однако часть 2 этой статьи (воспроизводящая почти дословно статью 63 Конституции) гласит, что лицо не подлежит уголовной ответственности за отказ давать показания во время производства дознания, досудебного следствия или в суде в отношении себя, членов своей семьи и своих близких родственников. Здесь речь идет о свидетеле. Не лишним будет напомнить, что подозреваемый и обвиняемый вообще не несут ответственности ни за отказ от дачи показаний, ни за сами показания, если даже они не соответствуют действительности.

Замечу, что статья 63 Конституции, в отличие от части 2 статьи 385 УК, говорит о праве лица не давать не только «показания», но и «пояснения». Это означает, что никто не обязан давать (и тем более писать) никаких столь любимых милицией «объяснительных» бумаг, собираемых ею на всякий случай.

Небесполезным будет знать также, что уголовным законом установлена ответственность работников правоохранительных органов за такие действия, как заведомо незаконное задержание, привод или арест (статья 371 УК), привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности (статья 72 УК), принуждение к даче показаний (статья 373 УК). Более ясно и недвусмысленно определена теперь (по сравнению со старым Кодексом) ответственность за нарушение права на защиту (статья 374 УК) и вмешательство в деятельность защитника (статья 397 УК). К примеру, недопущение защитника, а также «иное грубое нарушение права подозреваемого, обвиняемого и подсудимого на защиту», совершенное, например, работником милиции, следователем, может вполне обернуться для последнего уголовным наказанием от внушительного штрафа до исправительных работ и ареста (статья 374).

Любителям вышеописанных способов добывания доказательств и их многочисленных, порой гораздо более зловещих, нежели приведенные мной, вариаций можно порекомендовать долгими служебными вечерами внимательнее изучать не только следственную тактику «с элементами», как говорят киноведы, легкого рукоприкладства, но и, скажем, статью 373 (принуждение к даче показаний), потому как практически все описанные мной «методы» вполне могут — при умелом и добросовестном адвокате — подпадать под действие этой нормы. Не будет при этом иметь большого значения и то, какая именно роль была сыграна — «Хорошего», «Плохого» или, тем более, «Злого». Добивались эти персонажи правдивых или, наоборот, лживых показаний, значения не имеет, как и то, следовали они при этом системе Константина Станиславского или, что, к сожалению, более вероятно, Лаврентия Берии.

А КАК В СТРАСБУРГЕ?

В заключение приведу некоторые примеры того, как смотрит на проблему самообвинения Европейский суд по правам человека в Страсбурге, благо на этот счет имеется достаточно обширная судебная практика. Для наших граждан и государственных органов эта практика представляет уже не только теоретический интерес, т. к. Украина, став полноправным членом Совета Европы, обязана выполнять решения Страсбургского суда и приводить в соответствие с европейским свое законодательство.

Европейская конвенция о правах человека гарантирует право на справедливое судопроизводство (статья 6 (1) Конвенции). Это право, безусловно, включает свободу от самообвинения. В одном из достаточно актуальных дел — Функе против Франции (Funke v France, 1993), Функе был осужден за отказ от предоставления таможенной администрации Франции банковской информации, касающейся расследования нарушений таможенных правил, предположительно совершенных им. Особенностью этого дела было то, что процедура происходила в поезде, и Функе заявил позднее, что требованиями предоставить информацию его заставляли обвинить самого себя в уголовном преступлении. Власти не имели против Функе каких-либо конкретных обвинений и надеялись, очевидно, именно от подозреваемого получить некоторые сведения для дальнейших действий. Были у таможенных властей достаточные основания для постановки этих вопросов перед Функе или нет, последний благоразумно (как оказалось впоследствии) отказался «сотрудничать со следствием», за что фактически и был наказан. Европейский суд по правам человека пришел к выводу, что «особый характер таможенного законодательства не может оправдывать нарушения права каждого, кто обвиняется в «уголовном преступлении» в рамках самостоятельного значения этого понятия согласно статье 6 — сохранять молчание и не участвовать в самообвинении». Государство нарушило фундаментальное право Функе, гарантированное Конвенцией.

НЕ ОБВИНЯЙ СЕБЯ БЕЗ НУЖДЫ…

Такой вывод был подтвержден и в других решениях Страсбургского суда, в частности, в деле Саундерс против Великобритании (Saunders v UK, 1994). Это дело представляет, как мне думается, особый интерес для реалий Украины.

Г-на Саундерса под страхом уголовного наказания принудили предоставить Департаменту промышленности и торговли информацию относительно некоторых дел компании и ответить на вопросы этого государственного учреждения. Впоследствии эти данные были использованы в ходе судебного разбирательства, в результате которого Саундерс был приговорен к тюремному заключению за коммерческое мошенничество. Комиссия по правам человека пришла к выводу (14 голосами к 1), что в этом случае было нарушено право не участвовать в самообвинении, отметив, что это право, тесно связанное с важнейшим принципом презумпции невиновности, является фундаментальной гарантией от принуждения и давления в ходе уголовного процесса.

Таким образом, Страсбург недвусмысленно признает нарушением прав человека, гарантированных Конвенцией, принуждение к даче какой-либо информации или документов под страхом уголовного преследования и наказания. Такова позиция Европейского суда по правам человека и, учитывая специфические милицейские реалии Украины, вполне вероятно скорое появление и «украинского» дела в Страсбурге.