Проведенная в июле с.г. судебная реформа, безусловно, содержит ряд вполне позитивных и давно ожидаемых шагов. К таковым относятся, в частности, и отдельные меры по борьбе с так называемыми «процессуальными диверсиями» сторон судебного процесса, направленными на его затягивание и снижение эффективности.

Однако, как часто бывает при поспешных и невзвешенных изменениях, с водой выплеснули и ребенка. Думаю, не ошибусь, если скажу, что любой юрист с опытом ведения процессов не только в хозяйственных судах, но и в судах административной и гражданской юрисдикции, отмечал более прогрессивный порядок рассмотрения заявления об отводе судьи, существовавший в Хозяйственном процессуальном кодексе Украины (ХПК), а именно: отвод рассматривал председатель суда или лицо, исполняющее его обязанности. Согласитесь, когда судья непредубежденно подходит к делу и видит, что у него в наличии явный конфликт интересов, он и так может взять самоотвод — так было до реформы и после нее. Но ведь до идеала в нашей судебной системе далеко, и случаи субъективизма нередки.

Человеческая природа такова, что себе многое прощается, для своих действий всегда находится оправдание и вес­кие причины, а потому «свершить суд» над собственной позицией могут немногие, даже судьи. Именно поэтому жаловаться на «нарушителя» принципов судопроизводства самому «нарушителю» в подавляющем большинстве случаев просто бесперспективно. И именно поэтому постановка данного вопроса перед третьим лицом (председателем суда) более логична и более эффективна. Да, защита чести мундира тоже присутствовала, и желание председателя сохранить нормальные рабочие отношения с судьей, с которым видится ежедневно, было большим, чем желание услышать, быть может, очень даже разумные аргументы стороны, раз в сто лет появляющейся в здании суда. Но все же со стороны, как говорится, виднее. Да и оградить возглавляемое учреждение от обоснованной внешней критики в преду­бежденности хочется в первую очередь человеку, персонально отвечающему за имидж суда, — его председателю.

Тем не менее возобладал другой подход. Вместо взятия на вооружение в КАС и ГПК Украины более прогрессивной модели, заложенной еще старым ХПК 1991 года, был сделан очевидный шаг назад — ХПК подкорректировали и передали право рассматривать отводы самому судье (коллегии судей). Из лежащих на поверхности мотивов усматривается два самых очевидных. Во-первых, такое решение находится в общем русле снижения процессуальных полномочий и, как следствие, возможного «непроцессуального» влияния на судей руководства суда. То есть цель вроде бы благая — укрепление независимости судей, усиление гарантий невмешательства в их процессуальную деятельность, так сказать, по административной линии. И во-вторых, ликвидация законодательных лазеек для затягивания судебного процесса, которое осуществлялось путем заявления отводов судьям (при коллегиальном рассмотрении — всем судьям коллегии, как вместе, так и поочередно), зачастую даже повторных неоднократных отводов, что приводило к необходимости формального отложения судебных заседаний, часто без наличия реальных к тому мотивов (кроме желания ответчика потянуть время).

Что ж, декларируемые цели и задачи более чем благородные. Но, повторюсь, любые изменения должны быть выверены. Как говорится, семь раз отмерь и… дай отрезать другому. Потому что изменения, решив одни проблемы, могут создать множество других. В данном случае — существенно сузить возможности стороны процесса для защиты своих прав, в том числе процессуального характера. Ведь, согласитесь, обеспечение рассмотрения дела непредубежденным судом не менее, а, скорее, гораздо более важно, чем недопущение затягивания процесса. Всегда хочется получить быстрый результат, но быстрый заведомо «беспредел» едва ли доставит кому-то удовольствие. Тем более что столь радикальные меры сродни борьбе против головной боли методом гильотины.

Но были ли иные способы борьбы с данным типом процессуальной диверсии? Судьям, хорошо знающим внутренние процедуры и документооборот суда, наверное, виднее (хотя их к разработке положений судебной реформы привлекали почему-то минимально). И все же позволю себе высказать некоторые соображения.

Председатель суда и его заместители, как правило, всегда присутствуют на рабочем месте (по крайней мере, один из них уж наверняка, даже если кто-то другой в командировке, отпуске, на больничном или просто отлучился). Почему нельзя было предусмотреть реформой не отложение судебного заседания для рассмотрения отвода, а объявление, скажем, перерыва на полчаса для рассмотрения отвода руководством суда, с объявлением после перерыва только резолютивной части определения председателя суда по заявлению об отводе? Предусмотреть положениями процессуального кодекса, что при отсутствии председателя заявление рассматривает старший по возрасту заместитель, потом следующий и т.д. И только при отсутствии кого-либо из руководства суда объявлять перерыв в заседании до следующего утра под расписку присутствующим участникам процесса (те, кто по неуважительным причинам не явился, и так проигнорировали процесс, и не будь отвода, дело и так рассматривалось бы без них).

Второй вариант: в случае выражения недоверия судье всеми участниками процесса (и такое, как ни странно, бывает) он должен обязательно быть заменен другим судьей. Здесь уже без отложения заседания, конечно, не обойтись. Возможно, есть и другие идеи на этот счет. Но ясно одно — новый порядок рассмотрения отводов в хозяйственном процессе однозначно приведет к усложнению борьбы с предвзятостью судей и перенесению этой борьбы из плоскости процессуальной, где вопрос мог тихо закончиться к удовольствию всех причастных, в плоскость политическую, потому что стороне, чье заявление было демонстративно проигнорировано самим же «обидчиком»-судьей, останется только ставить вопрос перед ВККС или ВСЮ о дисциплинарной ответственности судьи согласно статье 83 нового Закона Украины «О судоустройстве и статусе судей». Хотя будет уже немного поздно: судью, может, и удастся «воспитать», зато права хозяйствующего субъекта необъективным решением будут уже нарушены и для их восстановления придется потратить немало усилий и времени.

Приведу живой пример. Наше предприятие — ООО «В», как и многие наши конкуренты — коллеги по рынку услуг транспортных терминалов, уже 2,5 года вынужденно ведет серию судебных процессов против Львовской железной дороги. Причиной обращения в суд послужило безосновательное начисление последней и изъятие с лицевого счета предприятия НДС на услуги, связанные с транзитными перевозками (в частности, пользование вагонами с транзитным грузом, подача вагонов с транзитным грузом под перегруз в вагоны СНГ, составление железной дорогой коммерческих актов по состоянию транзитного груза и т.д.).

Для тех, кто не интересуется налоговыми вопросами, поясню, что, согласно подпункту 6.2.4 и пункту 5.15 Закона Украины «О налоге на добавленную стоимость» (в редакции, действовавшей с 1 апреля 2005 года до 1 августа 2009 года), такого рода услуги пользовались льготой по НДС. Учитывая объем доказательственной базы (речь идет о десятках килограммов первичных документов) да и время, необходимое для ее подготовки, дел много — иски хоть и полностью тождественные, но предъявляются за определенный период (всего десятка полтора процессов).

За эти 2,5 года пришлось сполна прочувствовать все прелести отечественной судебной системы — и волокиту длиной в годы, и возвраты исковых заявлений по надуманным поводам (слава богу, апелляционная инстанция проявила принципиальную позицию), и даже элементарные проблемы со сдачей исковых документов в канцелярию суда. А чего стоит возбуждение судом производства по делу, по которому в это же время рассматривалась апелляция на определение другого судьи о возврате искового заявления!!! То есть местный хозяйственный суд, увидев апелляцию, сам же ее по сути удовлетворил, но дело в апелляционную инстанцию отправил, разъединив при этом материалы между двумя «производствами». Было много препятствий, которые приходилось, как принято у нас, славян, героически преодолевать, но отдельно хотелось бы все же остановиться на вопросе, вынесенном в заголовок статьи.

В аккурат после вступления в силу судебной реформы (30 июля 2010 года) было назначено к кассационному слушанию на 5 августа 2010 года одно из важных дел этой серии (№ 30/161; важных с точки зрения ориентирования нижестоящих судов на практику кассационной инстанции). Судя по определению ВХСУ и данным Единого госреестра судебных решений, дело должно было быть рассмотрено судебной коллегией в составе судей П., Д. (докладчик) и Х. Кто более-менее тесно связан с железной дорогой, знает, что судья Д. — опытный специалист в отрасли железнодорожных перевозок, ибо до своей стремительной карьеры в судебной системе еще в 2005 году работала ни кем иным, как начальником юридического управления Государственной администрации железнодорожного транспорта Украины «Укрзализныця».

Понимая «родственность» записи в трудовой книжке судьи-докладчика с ответчиком, который является подчиненной организацией предыдущего работодателя судьи и руководствовался в своей ежедневной деятельности ее разъяснениями, рекомендациями, указаниями и юридической поддержкой, истец в судебном заседании заявил судье отвод. Заявил, надо сказать, со всеми реверансами в отношении профессионализма судьи (вполне серьезно, судья Д. — весьма и весьма грамотный специалист), но резонно полагая, что конфликт интересов присутствует, раз бывший железнодорожник рассматривает иск против железной дороги.

О бурной реакции председательствующего в коллегии можно долго рассказывать, как говорится, «в голосах и лицах», но слова к делу не пришьешь, а факт остается фактом — коллегия рассматривала отвод уже самостоятельно и, разумеется, «не нашла» оснований для его удовлетворения.

Результат рассмотрения дела весьма показателен: постановление апелляционной инстанции, позитивное для истца, было отменено и в иске отказано. Причем мотив позиции кассационной инстанции очень интересен. Не вдаваясь в юридическую квалификацию позиции истца по использованию статьи 1212 Гражданского кодекса Украины (безосновательное обогащение) в качестве нормативного аргумента, следует лишь отметить, что коллегия ВХСУ отказала в иске, на том основании, что… безосновательно взысканные средства далее перечислены железной дорогой в госбюджет в качестве налога(!).

Не хочется даже вспоминать, что данный факт не устанавливался и даже толком не изучался в первой и апелляционной инстанциях, а кассация может лишь проверять правоприменение, но не устанавливать обстоятельства дела. Хочется выразить лишь крайнее удивление позицией высшей судебной инстанции. Оказывается, если должник передал не то чтоб индивидуально определенное имущество, а имущество родового характера, коим являются деньги, далее кому-то другому, то это, по логике суда, освобождает его от исполнения обязательства перед кредитором! Да с такой «технологией» теряет смысл даже борьба с процессуальными диверсиями! Достаточно просто перечислить деньги со своего счета (имея на нем их еще достаточно, но как бы «других, не этих денег») и уже никакой суд, стало быть, кредитора защитить не сможет!

И бесполезно было апеллировать к классику цивилистики Петражицкому Л.И., который еще 110 лет назад сказал: «В частности, возражают против того положения, чтобы лицо, обязанное возвратить обогащенное (имеется в виду безосновательно обогащенное. — Прим. авт), освобождалось от возврата, если обогащение уже израсходовано. В самом деле, нельзя же говорить серьезно, чтобы человек, истративший обогащение, имел преимущество перед лицом, добросовестно его не истратившим» (Вестник Права. — 1900. — № 1-5).

Всю нелогичность занятой позиции высокопрофессиональная,

говорим это действительно без тени иронии, судья не могла не понимать. Но, как знать, как бы повернулось дело, если бы отвод рассматривал председатель суда, а не сама коллегия… Остается надеяться только на пересмотр решения Верховным Судом Украины по причине разного применения норм материального права в одних и тех же правоотношениях. Благо целый ряд процессов предприятие уже выиграло на тех же основаниях, но позиция других коллегий ВХСУ была диаметрально противоположная и, осмелюсь утверждать, гораздо более законная.

Конечно, мне могут возразить, что коллегия (в случае заявления отвода одному из членов коллегии) состоит из трех судей, а к двум остальным претензий вроде как нет, и чем они тогда хуже председателя суда при рассмотрении отвода своей коллеге? Не согласен. И прежде всего потому, что судья, которому заявлен отвод, судя по статье 20 ХПК, тоже принимает участие в голосовании по своему вопросу. Да и отвод одному из членов коллегии все-таки субъективно воспринимается как нападка на коллегию в целом, а председатель суда, находясь, так сказать, «вдали от места схватки», все же более взвешенно отнесся бы к ситуации.

Возвращаясь к теме статьи, хотелось бы отметить еще вот что. Разумеется, судья — тоже человек и как любой гражданин имеет конституционное право на личную жизнь и на невмешательство в нее со стороны третьих лиц без достаточных на то законных оснований. Но ведь с другой стороны судья — человек публичный, представитель власти и государства, стало быть, его право на личную жизнь и информацию о нем подлежит ряду ограничений в общественных интересах, о чем уже неоднократно высказывался и Европейский суд по правам человека в соответствующих делах, в том числе против Украины. Почему же тогда сторона должна с трудом и «на грани фола» (в смысле возможного вмешательства в личную жизнь судьи и использования персональных данных) добывать информацию о возможном наличии конфликта интересов у судьи?

Снова-таки, приведу пример из все той же многострадальной нашей судебной серии против Львовской железной дороги. Рассматривая дело № 5/222 (теперь № 26/249), местный хозяйственный суд посчитал его особо сложным и из единоличного рассмотрения перешел в коллегиальное. Сроки рассмотрения при таком кульбите суда существенно пострадали по сравнению с идеологией статьи 69 ХПК, ну да бог с ними, не об этом речь. Иск все же был удовлетворен, однако решение суда отменено ВХСУ с направлением дела на новое рассмотрение по причине… неподписания решения суда одной из судей! И лишь впоследствии из устной информации представителя ответчика стало известно, что она является бывшим сотрудником Львовской железной дороги.

Вынесем за пределы данной статьи вопрос, почему судья не посчитала необходимым взять самоотвод, а также возможные реальные причины ситуации — например, элементарное головотяпство технического персонала суда, готовившего материалы дела к отправке в ВХСУ. В результате — целых 2 года судебного рассмотрения спора и все основания поставить в Европейском суде вопрос о нарушении Украиной права на рассмотрение дела в разумный срок, по явной вине государственной машины.

Но вывод из этого примера прост: учитывая публичный статус судьи и особую важность непредвзятого его подхода к решению дела, тем более с точки зрения ослабления прав стороны вследствие судебной реформы (речь идет опять-таки о необходимости жаловаться на судью самому же судье), необходимо законодательно обязать судью раскрывать информацию о возможном конфликте интересов и предоставлять ее для публичного доступа на сайте соответствующего суда для учета сторонами процесса. Здесь речь идет и о собственном послужном списке судьи, как в случае с вышеупомянутыми судьями, и о близких родственниках — по аналогии с необходимостью, например, государственных служащих в декларации о доходах показывать и доходы супруга, не работающего на госслужбе. Ведь тогда возрастут не только гарантии процессуальных прав сторон, но и доверие субъектов правоотношений к суду, и уважение к его решениям, чего так не хватает нашей стране.

Снова-таки живой пример из упомянутой эпопеи. Наши коллеги по рынку, судясь по аналогичным делам и даже некоторые из них успешно выиграв, по очереди проиграли в коллегии с участием одного из судей ВХСУ. Достаточно было набрать в интернет-поисковике Google соответствующую фамилию в контексте со словами «железная дорога» и результаты поиска указали на наличие в штате одного из киевских подразделений железной дороги человека с такой же фамилией и инициалами, дающими основание предполагать возможность родственных связей. Сразу приношу тысячу извинений уважаемому представителю судейского корпуса и суду в целом, весьма вероятно, имело место исключительно совпадение и обвинять никто никого ни в чем не собирается. Но разве не было бы лучше, чтобы ни у кого не возникало даже малейших мыслей: «А вдруг у судьи в организации — стороне по делу — работает близкий родственник? а вдруг судья боится, что этого родственника оттуда уволят за «неправильное» решение суда? чем вызвано негативное решение суда — реальной правовой позицией суда или возможным конфликтом интересов?».

Реформа состоялась — и кто бы что ни говорил, это уже факт нашей действительности. Но весьма важное качество реформаторов и залог успеха реформы в целом — уметь признать отдельные ошибки и оперативно исправить их, а также увидеть пути дальнейшего реформирования и не отмахиваться от них под предлогом идеальности и непогрешимости своего «интеллектуального продукта». Было бы очень правильно вернуть старый порядок рассмотрения отвода и распространить его на другие виды судебных процессов. Как правильно было бы сделать биографию судьи и его близких родственников достоянием общественности, чтобы, как говорится, «после драки кулаками не махали».

ЛОГОЙДА Владимир — адвокат, г. Ужгород