Вступление в силу Гражданского и Хозяйственного кодексов (ГК и ХК) стало одной из основных тем, активно обсуждающихся юридической общественностью на страницах печати. На этом фоне Семейный кодекс (СК) оказался несколько в тени. Вместе с тем принятие кодифицированного нормативного акта, регулирующего семейные отношения, безусловно, является выдающимся событием в жизни общества. Что ни говори, а в круг семейных отношений вовлечен практически каждый человек, живущий в стране. Думаю, что факт принятия нового СК общественность осознала в полной мере после вступления его в силу. Первая волна проблем «накрыла» нотариусов, которые мучительно пытались связать отдельные нормы ГК и СК, а нормы СК между собой. Заволновались работники органов РАГС и БТИ. Наконец, очередь дошла до судейского корпуса. Практики мгновенно нашли непонятные, спорные, а в ряде случаев и невыполнимые положения нового законодательства.

Несомненно, Семейный кодекс — важный нормативный акт. Никто не мог рассчитывать на то, что созданный закон окажется во всех отношениях безупречным. Многие положения СК действительно являются новыми и прогрессивными. Однако приходится признать, что в СК существуют очевидные недочеты как концептуального, так и конкретного, локального характера, и они должны быть устранены.

Хотелось бы обсудить вопрос, который не стоит сегодня, пожалуй, в ряду наиболее острых, но его решение имеет, на мой взгляд, важное стратегическое значение — это регулирование новым семейным законодательством личных неимущественных отношений супругов (глава 6 СК). Здесь имеется ряд новелл, которые, мягко говоря, не вызывают особого оптимизма. Сразу обращает на себя внимание тот факт, что по сравнению с Кодексом о браке и семье (КоБС) норм, регулирующих личные отношения супругов, стало в два с половиной раза больше (8 вместо 3). За счет чего же осуществлено такое мощное приращение нормативной массы? Какие новые виды личных отношений супругов, нуждающихся в правовом регулировании, нашел законодатель? Неужели во время существования старого КоБС, в период социалистического общества, которое в первую очередь заботилось именно о личных отношениях в семье, было что-то упущено?

Действительно, в новом СК появилось много новых правил. Какова их природа и в чем состоит общая идея закрепления их в Кодексе? В первую очередь обращает на себя внимание пополнение СК положениями морализаторско-поучительного тона: «муж и жена должны утверждать уважение к любому труду, который осуществляется в интересах семьи»; «муж обязан утверждать в семье уважение к матери», «жена обязана утверждать в семье уважение к отцу»; «жена и муж обязаны сообща заботиться о материальном обеспечении семьи»; «жена и муж имеют право разделить между собою обязанности в семье», «жена и муж ответственны друг перед другом и другими членам семьи за свое поведение в ней» и т.д. Несмотря на использование чисто юридических терминов («право», «обязанность», «ответственность»), очевидно, такие законодательные «поучения» не несут нагрузки, которая имела бы юридическое значение. Наиболее «юридически» в этом плане сформулирована часть 2 статьи 54 СК: «…Жена, муж имеют право противиться устранению их от решения вопросов жизни семьи». Однако трудно сказать, как «противиться» и в чем может состоять защита такого права.

В принципе, пополнение Семейного кодекса моральными постулатами особого удивления не вызывает. Однако даже в старые «добрые времена» существования СССР, когда в основном акцентировалось внимание на поддержке именно личных отношений супругов, такого количества «норм морали» в законодательстве не было. Видимо, тогда лучше понимали, что Кодекс — это все-таки Закон, а не свод нравственных предписаний.

Вызывают удивление положения нового СК, закрепляющие право лиц на материнство и отцовство (статьи 49, 50 СК). Читая положения СК, где сказано, что «жена имеет право на материнство», а «муж имеет право на отцовство», так и хочется ответить: «Спасибо Кодексу за заботу, за то, что позволил быть отцом и матерью, без него не смогли бы продолжить род людской». Эти комментарии могут вызвать улыбку, но серьезно относиться к указанным статьям СК, согласитесь, трудно.

Если продолжить их анализ, то и вовсе можно запутаться. Обе статьи (49 и 50) расположены в главе под названием «Личные неимущественные права и обязанности супругов». Всем юристам известно, что если у одного лица есть право, то должно найтись другое лицо, на которое возложена обязанность. У жены есть право на материнство, тогда у кого и какие при этом возникают обязанности? Исходя из названия главы, закрепляющей указанную норму, обязанным лицом является муж. В чем же состоит его обязанность и какова будет ответственность за ее неисполнение? Ведь такие понятия, как «право» и «обязанность», если они закреплены в нормативном акте, должны означать именно право и обязанность, а не взаимные пожелания, имеющие обязательное значение.

Следом идут еще два правила, юридическая сущность которых требует пояснений. Речь идет о части 3 статьи 49 и части 3 статьи 50 СК. В целом они дублируют друг друга, поэтому достаточно проанализировать любую. Итак, лишение женщины возможности родить ребенка (репродуктивной функции) в связи с исполнением ею конституционных, служебных, трудовых обязанностей или в результате противоправного поведения в отношении ее является основанием для возмещения причиненного ей морального вреда. Эта норма вызывает множество вопросов. Конечно, можно понять желание законодателя защитить интересы женщин, лишенных репродуктивной функции, тем более, когда эта функция утрачивается в связи с выполнением ими конституционных и других обязанностей. Но ведь для этого существуют отработанные юридические механизмы. Есть нормы ГК о возмещении морального и материального вреда, причиненного здоровью, есть нормы трудового законодательства, наконец, нормы Уголовного кодекса, которые могут применяться при необходимости. Какой смысл включать такую статью в СК и тем более обращать ее в никуда? Действительно, кто именно является обязанным лицом в данном случае? Можно только предполагать, что это может быть предприятие, где работает женщина, или государство в лице какого-то «соответствующего органа». Возникает естественный вопрос: причем здесь Семейный кодекс, регулирующий семейные отношения (статья 2)?

В части 3 статьи 49 есть вообще загадочный момент. Здесь сказано, что моральный вред возмещается не только в случае потери женщиной репродуктивной функции при исполнении конституционных и других обязанностей, но и в случае совершения в отношении нее противоправного поведения. Однако нет ответа: какое оно, противоправное поведение и кем совершается. При этом опять же следует помнить, что статья 49 расположена в главе 6 СК, регулирующей личные отношения супругов. Неужели в данном случае имеется в виду муж, совершивший такой поступок (видимо, тогда преступление), в результате чего женщина потеряла репродуктивную функцию? Но всем известно, что если совершается преступление, то в данном случае неважно: муж это или не муж. И при чем здесь Семейный кодекс?

У любого нормативного акта есть понятная всем юристам логика. Поэтому досадно видеть в СК размытые, не выверенные нормы, в которых смысл понятий «право» и «обязанность» по сути утрачен, а норма не имеет логического завершения хотя бы потому, что в ней просто не указано обязанное лицо. Тем более, недопустимо нарушение элементарных правил расположения нормативного материала. Если в статье 2 СК сказано, что он регулирует семейные отношения, то в нем не должны содержаться нормы, регулирующие отношения между физическим лицом и государством по возмещению причиненного вреда. Желание дополнить СК всем, что хотя бы косвенно связано с семьей, размывает границы семейного права. Такие приемы недопустимы при конструировании целостных законов, к числу которых относится СК.

Необходимо отметить еще один момент. Речь идет о нормативном закреплении и реализации основных принципов современного семейного права. В СК (и это, несомненно, его достижение) впервые законодательно закреплены два принципиально важных положения:

1) семейные отношения регулируются лишь в части, где это допустимо и возможно с точки зрения интересов их участников и интересов общества (часть 3 статьи 7 СК);

2) регулирование семейных отношений осуществляется с учетом права на тайну личной жизни их участников, их права на личную свободу и недопустимость самовольного вмешательства в семейную жизнь (часть 4 статьи 7 СК).

Эти принципы вписываются также в общий контекст идеи признания и защиты права на личную жизнь и ее тайну (статья 301 ГК).

Известно, что правовые принципы — это основные идеи или положения, пронизывающие всю правовую материю и объединяющие в единое целое отдельные нормы и институты. Закрепление их в начальных статьях того или иного закона осуществляется не для красоты; предполагается, что они найдут свое выражение в конкретных нормах. К сожалению, в отношении принципов тайны семейной жизни и регулирования семейных отношений только в той части, где это допустимо, в интерпретации нового СК такого сказать нельзя.

Сколько лет мы гордились тем, что наше семейное право не содержит норм, которые заставляли бы супругов выносить на всеобщее обозрение свои семейные отношения. Помните лаконичную фразу: не сошлись характерами? Это на Западе суды вникают во все детали: изменял или не изменял, исполнял супружеский долг или не исполнял. При полном признании (в теории) советским семейным правом приоритета личных отношений перед имущественными КоБС не содержал ни одной прямой нормы, которая давала бы суду право знать всю подноготную личной жизни супругов. Даже скромные старания судов выяснить причины распада семьи и принять меры для примирения супругов нередко вызывали раздражение сторон. А сегодня… новый СК, впервые закрепивший прогрессивные принципы тайны семейной жизни и невмешательства в семейные отношения, содержит ряд таких норм, которые нам в прежние времена и не снились.

Как трактовать такие законодательные пассажи: «нежелание мужа иметь ребенка или неспособность к зачатию ребенка может быть причиной расторжения брака» или «отказ жены от рождения ребенка или неспособность ее к рождению ребенка может быть причиной расторжения брака»? Законодатель здесь явно перестарался. Какую же смысловую нагрузку несут эти статьи? Указать суду, что причиной развода является то обстоятельство, что второй супруг не хочет или не может иметь детей? Должен ли суд запрашивать доказательства, медицинские справки, выяснять, почему не хочет? Оказывается, нет. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что статья о нежелании или неспособности иметь детей не включена в главу 11 СК, нормы которой регулируют вопросы, связанные с расторжением брака. Понятно, что там есть свои правила (статья 112 СК). При разводе суд устанавливает не причины, а основания расторжения брака, но это разные вещи: есть основания — брак расторгается, нет оснований — не расторгаетсяанализ. Основанием для расторжения брака по новому СК является тот факт, что дальнейшее совместное проживание и сохранение брака противоречит интересам супругов или их детей (часть 2 статьи 112 СК). А если причины есть, а оснований нет, то брак не расторгается. Тогда если причины не связаны напрямую с расторжением брака, зачем же о них писать в Законе? Жизненный опыт говорит о том, что причин для расторжения брака (не оснований) может быть множество: ссоры с родственниками, тяжелые условия жизни, вынужденное длительное проживание в разных городах, да мало ли что. Почему же законодатель выделил только одну причину: нежелание или невозможность иметь ребенка?

И последнее «достижение» главы 6 нового СК — статья 56, объединяющая несколько правил под общим названием «Права жены и мужа на личную свободу». Было бы неплохо, если бы эта статья ограничилась традиционным для семейного права правилом, закрепленным в части 1 статьи 56 СК: жена и муж имеют право на выбор места своего проживания. Но личная свобода супругов на этом не заканчивается. В статье 56 СК закреплен целый ряд положений, которые трудно воспринимать всерьез. Оказывается, каждый из супругов может поддерживать (часть 2 статьи 56 СК) и прекращать супружеские отношения (часть 3 статьи 56 СК). Для каждого вида поведения выделена отдельная часть статьи! Вот только почему-то поддерживать супружеские отношения можно только при помощи «средств, которые не запрещены законом и не противоречат моральным устоям общества», а прекращать, видимо, можно при помощи любых средств (по крайней мере, СК об этом умалчивает).

Ко всему, СК не ограничивается только частноправовой сферой, задействованы механизмы публичного порядка. Для этого есть часть 4 статьи 56 СК: «принуждение к прекращению супружеских отношений и принуждение к их сохранению, в том числе принуждение к половой связи с помощью физического или психического насилия, является нарушением права жены, мужа на личную свободу и может иметь последствия, установленные законом». Зачем же останавливаться и скромно отсылать к закону, можно сразу записать: наказывается лишением свободы на срок от и до… И неважно, что в Уголовном кодексе изнасилование относится к преступлениям против половой свободы и половой неприкосновенности лица, СК дает свое определение — это деяние, нарушающее личную свободу супругов. Что тут скажешь? Вспомнить, что не все отношения, возникающие между членами семьи, являются семейными, что в законодательстве должна быть четкая грань между частно- и публично-правовой сферами регулирования.

За последнее время мы научились многому. Такие непривычные ранее понятия, как «частная жизнь», «частные отношения», «частная собственность» ныне хорошо знакомы. И даже принципы мы можем сформулировать правильные, европейского уровня. Но когда дело доходит до непосредственного конструирования правовых норм, в пылу социальных преобразований законодатель не может остановиться и… регулирует, регулирует, регулирует. Стремление законодателя все предусмотреть и предписать в сфере личных отношений супругов вызывает удивление и выглядит, по крайней мере, наивно. Неужели непонятно, что люди могут жить и строить свои личные отношения независимо от того, дает им закон право на материнство и отцовство или нет, предписывает уважать и любить друг друга или нет. Если эти правила просто «украшение» нового СК, то лучше было бы обойтись без таких излишеств.