Досудебное следствие и установление объективной истины в суде по делам об экономических преступлениях, как правило, невозможно без исследования предметов и документов, связанных с хозяйственной деятельностью предприятий. По этой причине едва ли не первым следственным действием после возбуждения уголовного дела указанной категории является обыск. Изучение протоколов обыска и анализ действий должностных лиц дают пищу для размышлений о некоторых особенностях применения уголовно-процессуального законодательства при проведении обыска в помещениях предприятий.

О КОЛИЧЕСТВЕ И КАЧЕСТВЕ

В протоколах обысков, которые производятся в помещениях предприятий, часто упоминается лишь об одном работнике предприятия, в присутствии которого совершалось следственное действие. Однако анализ положений части 2 статьи 181 УПК позволяет утверждать, что протокол должен содержать сведения не менее чем о двух представителях предприятия. Эта статья закона примечательна еще и тем, что в ней категория «представитель предприятия» не имеет своего специального уголовно-процессуального определения.

Часть 2 статьи 16 Закона Украины «О предприятиях на Украине» от 27 марта 1991 года дает право руководителю (если иное не предусмотрено уставом) решать любые вопросы деятельности предприятия. К тому же в уставах многих организаций предусматривается полномочие руководителя представлять интересы предприятия в его отношениях с государственными органами. Поэтому представителем предприятия, на мой взгляд, можно признавать руководителя, но при условии, что решение вопросов взаимоотношения предприятия с государственными органами входит в его компетенцию. Однако, учитывая, что статья 181 УПК требует присутствия при обыске не менее двух представителей, а руководитель на предприятии (даже имеющий соответствующее полномочие), как правило, только один, рассматриваемое процессуальное правило может быть практически невыполнимым.

Закон не запрещает в качестве представителя предприятия рассматривать не только руководителя, но и любое другое лицо, действующее на основании доверенности, выданной ему предприятием и уполномочивающей представлять интересы предприятия в его взаимоотношениях с государственными органами и их должностными лицами. Однако закон, очевидно, должен обязывать предприятие по требованию следователя или работника органа дознания наделять соответствующими полномочиями необходимое количество лиц. Такую обязанность предприятий закон не устанавливает.

Очевидно, правоприменение здесь сталкивается с проблемой неурегулированности отношений. В условиях, когда конституционными положениями государственным органам предписывается действовать не иначе как в соответствии с действующим законодательством, в данном вопросе законодатель оставляет следователя или работника органа дознания без необходимых инструкций.

О СУБЪЕКТИВНОМ ОТНОШЕНИИ

Известны случаи, когда при проведении обыска в помещении предприятия следователь привлекал к участию в обыске в качестве понятых работников этого предприятия. При этом обыск производился в связи с расследованием по уголовному делу, возбужденному в отношении должностных лиц того же предприятия. Правомерность таких действий работников правоохранительных органов вызывает сомнения. Дело в том, что часть 3 статьи 127 УПК указывает, что лицо не может быть приглашено понятым в случае если оно заинтересовано в деле. Могут ли работники предприятия, в помещении которого производится обыск, быть заинтересованы в деле? Только если работник понимает свою ответственность за неисполнение определенных должностных обязанностей, допущенные им ошибки и(или) злоупотребления, совершенные при исполнении этих обязанностей правонарушения.

Говорит ли закон о факте заинтересованности в деле или только о возможности такой заинтересованности? Вероятно, что только о возможности. Иными словами, для применения части 3 статьи 127 УПК следователь не должен быть уверен, что определенное лицо имеет заинтересованность в деле, в связи с расследованием которого производится обыск, а должен лишь обоснованно допускать возможность такой заинтересованности. Очевидно, что законодатель, указывая на недопустимость привлечения в качестве понятого, например, родственника подозреваемого, исходит не из факта, а лишь из достаточно обоснованного предположения о заинтересованности этого лица в деле.

Кроме того, что устанавливать заинтересованность лица в уголовном деле во время проведения следственного действия вовсе не нужно, кроме того, и невозможно. Ведь речь идет о субъективном отношении лица к уголовному делу. Известно, например, с какими сложностями нередко связано установление субъективного (внутреннего) отношения лица к своему противоправному деянию. Поэтому выявить субъективное отношение лица к уголовному делу непосредственно перед проведением следственного действия трудно.

Пытаясь опровергнуть вывод о невозможности привлечения в качестве понятых работников предприятия, обычно указывают, что эти лица к моменту проведения следственного действия не могут иметь необходимых сведений об уголовном деле, в связи с которым это следственное действие проводится. В частности, их не знакомят с постановлением о проведении обыска, где может быть указано, в отношении кого и по факту совершения каких преступлений возбуждено уголовное дело. У работников предприятия не может возникнуть заинтересованность в деле, о котором они ничего не знают. Есть и другое мнение. Работникам предприятия, участвующим в обыске, для возникновения у них некоторой заинтересованности, известно об уголовном деле достаточно, а именно: 1) уголовное дело возбуждено либо по факту совершения преступления, связанного с хозяйственной деятельностью предприятия, либо в отношении лиц, связанных с хозяйственной деятельностью предприятия; 2) в процессе обыска разыскиваются и изымаются предметы и документы, имеющие отношение к определенным направлениям хозяйственной деятельности.

Абсолютно оправдано недоумение по поводу того, каким образом можно отличить работников предприятия от лиц, не состоящих с ним в трудовых отношениях, и не допустить ошибку при проведении следственного действия. Например, документацию о кадрах до начала обыска следователю или работнику органа дознания предоставлять никто не обязан. С другой стороны, не удостоверившись, что лицо не является работником предприятия, следователь не может с полной уверенностью в законности своих действий привлечь к участию в обыске понятых и приступить к обыску.

О ФОРМЕ

Благодаря статье 82 УПК известно, что источником информации о следственных действиях и источником доказательств являются протоколы следственных действий, но лишь в том случае если они составлены и оформлены в порядке, предусмотренном УПК Украины. Часто обыск и осмотр оформляются одним протоколом, который называется «Протокол осмотра и обыска». При этом используются бланки, в которых машинописным текстом обозначено «Протокол осмотра» и от руки дописывается «и обыска». Таким образом, в дело попадают документы под названием «Протокол осмотра и обыска».

Может ли такой документ служить доказательством и источником информации о следственном действии? Скорее всего, нет. Дело в том, что осмотр и обыск являются различными следственными действиями и по назначению, и по порядку проведения, и по правовой регламентации. Из статьи 85 УПК, устанавливающей общие требования к протоколу следственного действия, следует, что сведения в этом документе должны быть обозначены в «протоколе о каждом следственном действии». Таким образом, правильно составленным и оформленным, а следовательно, имеющим процессуальное значение, следует считать протокол, посвященный одному следственному действию, а не двум или более.

Удивительно, однако, что возможность фиксации двух следственных действий в одном протоколе поддерживается наукой уголовно-процессуального права. Авторы «Научно-практического комментария Уголовно-процессуального кодекса Украины» сделали следующий вывод: «Осмотр предметов и документов может быть составляющей частью осмотра места события, обыска, выемки, и результаты его фиксируются в протоколах соответствующих следственных действий». Интересно, что для такого вывода не дает оснований ни одно положение УПК: часть 3 статьи 190 УПК говорит лишь, что «о результатах осмотра следователь составляет протокол», а остальные нормы УПК не устанавливают какого-либо исключения относительно оформления следственных действий, совершаемых одновременно либо с небольшим разрывом во времени. Вместе с тем статья 82 УПК требует в вопросах оформления следственных действий руководствоваться исключительно законом.

На мой взгляд, этот недостаток в оформлении нельзя устранить, только изменив название документа. Тем более документ с названием «Протокол осмотра» тоже не имеет процессуального значения, потому что содержит сведения, которые могут быть получены только в ходе обыска, а не осмотра. К примеру, только в протоколе обыска, согласно части 2 статьи 186 УПК, может приводиться перечень документов или предметов, подлежащих изъятию, и только к нему прилагается опись изъятых предметов или документов.

Часто вместе с протоколами обыска в деле хранятся документы, имеющие такие названия: «Приложение к протоколу…», «Дополнение к протоколу…», «Перечень изъятого при обыске…» и т.п. Такими документами, как обычно поясняют следственные работники, оформляются перечни изъятых при обыске документов, не поместившиеся в тексте самого протокола обыска. Какое процессуальное значение могут иметь такие «приложения» и «дополнения», если, согласно части 2 статьи 186 и части 2 статьи 188 УПК, в этом случае документы и предметы, подлежащие изъятию, перечисляются в прилагаемой к протоколу описи? То есть документ должен называться: «Приложение к протоколу обыска… Опись изъятых при обыске предметов и документов». Если же документ называется иначе, он не может рассматриваться как опись и не имеет процессуального значения. Является ли опись изъятого частью протокола, имеют ли значение для ее оформления все те требования, которые закон предъявляет к протоколу следственного действия? Опись определяется в законе лишь как приложение к протоколу, но не как его часть. Это позволяет производящим обыск лицам делать правки в тексте описи без их предостережения перед подписями (обязательность такого предостережения установлена для протокола, но не для приложения к нему), а также производить иные записи.

О ВЕСЕ, МЕРЕ И ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ

Все доказательства можно поделить на две группы: предоставленные следствию (суду) или собранные (в том числе и изъятые) установленными процессуальным законом способами. Из этого, очевидно, следует, что если нет оснований считать доказательство предоставленным следствию либо суду, то оно считается «собранным», полученным. Одним из способов сбора доказательств, безусловно, является проведение обыска. Можно считать доказательства «собранными», если лица, производившие обыск, строго соблюдали все правила изъятия. В противном случае даже существующие доказательства не могут быть приняты во внимание, поскольку они не были предоставлены следствию (суду) и не были следствием или судом собраны. Иными словами, о таких доказательствах следствию и суду de iure ничего неизвестно.

Часть 2 статьи 186 УПК указывает на необходимость все документы и предметы, подлежащие изъятию, перечислить в протоколе или описи с указанием их названия, меры, веса, материала, из которого они изготовлены, и индивидуальных признаков. Практика показывает, что, например, при изъятии документов, особенно при «тотальных» изъятиях больших объемов документации на предприятиях, указывается только их название, номер, серия и дата, количество страниц документа. Практические трудности, на мой взгляд, вызывает выполнение требования закона об указании индивидуальных признаков документа. В основном они отличаются содержанием, которое и имеет наибольшее значение для дела. Уже потому, что для отражения такой индивидуальной особенности документа требуется полное его копирование, требование закона практически невыполнимо. Необходимо ли обозначать все индивидуальные особенности или только некоторые? Все индивидуальные признаки выявить невозможно. С другой стороны, какие из выявленных признаков необходимо отображать в протоколе и описи?

Поэтому протокол обыска и опись изъятого ввиду несовершенства уголовно-процессуального закона изначально не могут содержать все требуемые законом сведения об изъятых документах и предметах. Это в частности должно означать невозможность считать документы и вещественные доказательства собранными в ходе обыска, поскольку существующий порядок изъятия предметов и документов не позволяет определить, что именно в ходе обыска было изъято.

О ЦЕННОСТЯХ

Следователи и оперуполномоченные, исполняя постановление о проведении обыска, нередко проявляют чудеса старательности, изымая находящиеся в помещении наличные деньги. При этом в протоколе скрупулезно обозначают номер, серию и достоинство каждой изъятой купюры и монеты. Мотивы таких действий не совсем понятны, особенно когда в соответствующем помещении расположены рабочие места нескольких сотрудников предприятия. Обдумав свои действия, работники правоохранительных органов вспоминают, что в соответствии со статьей 186 УПК документы и предметы могут быть изъяты при обыске только если они имеют значение для дела, а ценности и имущество — только когда они принадлежат обвиняемому или подозреваемому. Однако деньги — это и документ, и предмет (купюра, монета), и ценность, и имущество. Поэтому даже если при обыске их расценивают как документы либо предметы, имеющие значение для дела, в отношении этих предметов и документов продолжает действовать правило, касающееся ценностей и имущества обвиняемых и подозреваемых. Но, во-первых, если дело возбуждено по факту преступления, обвиняемых и подозреваемых к моменту обыска может еще не быть, а, во-вторых, если они есть, как определить, что найденные в помещении наличные деньги принадлежат именно им?

Как показывает практика, руководство предприятия, где проводился обыск, подает жалобы на действия следователей (работников органов дознания), в которых не упускает возможности расценить изъятие наличных денег как превышение этими должностными лицами служебных полномочий. При этом указывается, что изъятые средства принадлежали работнику предприятия, который ни подозреваемым, ни обвиняемым не является.

МОЛЧАНОВ Роман — юрист, заместитель директора Центра Экономического Образования, г. Киев