Тема банкротства, которой была посвящена «ЮП» № 5 от 1 февраля 2005 года, по-прежнему актуальна. Опубликованные в номере статьи юристов и обзор судебной практики еще раз подтверждают неудовлетворительное качество специального Закона, призванного регулировать правоотношения в делах о банкротстве, а именно Закона Украины «О восста­новлении платежеспособности должника или признании его банкротом». Вызывают вопросы не только его отдельные нормы, противоречащие друг другу и основным принципам права, но и допущенные в нем откровенные лингвистические ляпы. Как правило, это приводит к злоупотреблениям участников судебного производства по делу о банкротстве, а в некоторых случаях дает повод усомниться в компетенции и непредвзятости представителей судебной власти.

Особое внимание хотелось бы уделить публикации постановления Верховного Суда Украины (ВСУ) по делу № 5/5/466 о банкротстве ОАО «Д» под интригующим заголовком «Сроки подачи требований кредиторов государственных органов к должнику».

За время, в течение которого наше адвокатское объединение консультировало и представляло интересы государственного материального резерва (а это более пяти лет), у нас собралась внушительная подшивка судебного «творчества» весьма сомнительного качества. В подшивке собраны определения, решения и постановления судов всех уровней, вынося которые представители судебной власти опирались на известные только им причины и обстоятельства, игнорируя действующие нормы права, а зачастую и просто здравый смысл.

Но указанное выше постановление ВСУ, безусловно, заслуживает ­особого внимания юридической общественности и особенно юристов, специализирующихся в делах о банкротстве. Прежде всего потому, что данное постановление вынесено высшим органом судебной власти, изложенные в нем выводы, безусловно, будут служить неким образцом для всех нижестоящих судов при рассмотрении подобных правоотношений. На наш взгляд, позиция ВСУ в данном деле ставит под сомнение такие незыблемые принципы гражданского права, как равенство всех форм собственности, процессуальное равенство участников судебного процесса; приоритет специального закона над общим, принцип иерархии норм права.

На основании анализа принятого ВСУ постановления были сделаны выводы, которые кратко можно свести к следующему.

1. Госкомрезерв, будучи центральным органом исполнительной власти, являясь особым государственным запасом материальных ценностей, обладает «особым правовым статусом», отличным от всех остальных кредиторов при производстве по делу о банкротстве.

2. «Особый» статус Госкомрезерва и, следовательно, «особый» статус его требований к ОАО «Д», который определяется договорами одалживания материальных ценностей (да к тому же «рассроченных» решением КМУ до 2023 года), не позволяет Госкомрезерву предъявлять требования к должнику после опубликования объявления о возбуждении производства по делу о банкротстве. То есть такие требования не являются денежными, срок исполнения по ним не наступил, следовательно, их нельзя включить в реестр требований кредиторов. Это отражено в преамбуле статьи в «ЮП» таким образом: «сроки подачи требований к должнику в деле о банкротстве кредиторами (государственными органами) применяются согласно специальному закону с учетом особенностей долга, статуса и регламентации деятельности самого кредитора».

Вначале хотелось бы остановиться на менее значительных обстоятельствах дела, которые не были учтены судом, но, по нашему мнению, имеют существенное значение для принятия решения и непосредственно соприкасаются с таким институтом права, как договор.

Действительно, как было правильно указано в постановлении ВСУ, статья 2 Закона Украины «О государственном материальном резерве» в редакции 1997 года определяет понятие одалживания материальных ценностей как отпуск материальных ценностей из государственного резерва на договорных началах с последующим возвратом в государственный резерв того же количества аналогичных материальных ценностей.

В соответствии с данной нормой частью 2 статьи 11 Закона Украины «О государственном материальном резерве» в порядке, предусмотренном постановлениями и распоряжениями КМУ, органическое топливо из государственного резерва отпускалось (ОАО «Д») на договорных началах. То есть между Госкомрезервом и ОАО «Д» каждый раз заключался отдельный типовой договор на отпуск материальных ценностей в порядке одалживания. Пунктом 2.2 такого типового договора предусмотрено, что в случае невозможности возврата всего полученного по договору имущества в натуре должник обязан выплатить стоимость имущества по цене, которая будет действовать на момент возврата, но не ниже цены отпуска. В данных договорах стороны оговорили все существенные условия, в том числе порядок отпуска материальных ценностей и порядок расчета за них. Определена была также стоимость переданных материальных ценностей и срок действия договора. То есть в договоре были отражены все необходимые условия для выражения просроченного обязательства в денежном эквиваленте.

Договор, заключенный в соответствии с Законом и в котором стороны определили все существенные условия, окончательно и полно регулирует порождаемые им же правоотношения.

То есть на момент возбуждения дела о банкротстве ОАО «Д» у него на основании вышеуказанных договоров существовали обязательства выплатить стоимость полученных материальных ценностей, а соответственно у Госкомрезерва — денежные требования.

В соответствии со статьей 14 Закона Украины «О восстановлении платежеспособности должника или признании его банкротом» они должны быть заявлены Госкомрезервом в течение срока, установленного данной статьей.

Пространные цитаты из Закона Украины «О государственном материальном резерве» и положения «О Государственном комитете Украины по государственному материальному резерву», по замыслу суда, должны были мотивировать невозможность принятия Государственным комитетом исполнения обязательств в денежном выражении. Это не отвечает действительности. Госкомрезерв ведет активную финансово-хозяйственную деятельность как самостоятельно, так и через предприятия, входящие в его систему. А статьями 1, 2, 3 главы 7 указанного Закона прямо предусматривается финансирование содержания и развитие системы государственного резерва за счет средств, в том числе полученных от займа материальных ценностей.

Следует также заметить, что на момент рассмотрения дела ВСУ статья 2 Закона Украины «О государственном материальном резерве» была дополнена. Абзац седьмой, определяющий понятие одалживания материальных ценностей из государственного резерва, содержит норму, предписывающую в случае невозможности исполнения обязательства в натуре возвращение денежной стоимости одолженного. Кроме того, пункт 8 статьи 14 существовал во всех редакциях вышеназванного Закона. Данный пункт обязывает должника в случае несвоевременного возвращения одолженного оплатить 100 % стоимости и пеню за каждый день до возвращения.

Прояснив ситуацию с наличием у ОАО «Днипроэнерго» денежных обязательств перед государственным материальным резервом, возникших на основании договора, предлагаем посмотреть на эти правоотношения с позиции специальной нормы. Статья 1 Закона Украины «О восстановлении платежеспособности должника или признании его банкротом» определяет денежное обязательство как обязательство должника заплатить кредитору определенную денежную суму в соответствии с гражданско-правовым договором или по иным основаниям. При этом к денежным обязательствам относятся также размер задолженности за переданные товары, выполненные работы, оказанные услуги, сумма кредитов с учетом процентов. То есть в реестр требований кредиторов должны быть включены и требования, вытекающие из гражданско-правового договора, но не предусматривающие обязательства должника именно заплатить определенную денежную сумму, конечно же, при условии заявления таких требований в денежном эквиваленте.

Среди юристов-теоретиков, занимающихся проблемами банкротства, существует мнение о разделении денежных и неденежных обязательств. Суть неденежных обязательств заключается в обязанности должника не в уплате денег, а в передаче товара, выполнении работ, оказании услуг, возврате имущества из незаконного владения. Но, как правило, отмечают те же юристы, после опубликования объявления о возбуждении производства по делу о банкротстве должника такие обязательства по воле кредитора должны трансформироваться/конвертироваться в денежные обязательства. Исключением является индивидуально определенное имущество кредиторов, находящееся во владении должника. В данном случае денежные требования возникают у кредитора только после установления факта утраты, гибели, отчуждения имущества.

В контексте сказанного у Госкомрезерва возникают денежные требования после установления факта невозможности возврата материальных ценностей, переданных в порядке одалживания. Размер их легко определяется существующим договором. Кроме того, такие требования не оспариваются и признаны должником.

В равной степени это касается и требований, связанных с самовольным использованием должником материальных средств Госкомрезерва.

Ну а теперь о самом интересном.

В соответствии с пунктом 15 статьи 11 Закона Украины «О восстановлении платежеспособности должника или признании его банкротом» после опубликования в официальном печатном органе объявления о возбуждении дела о банкротстве все кредиторы независимо от наступления срока исполнения обязательств имеют право подавать заявления с денежными требованиями к должнику, согласно статье 14 Закона, то есть в течение месяца. При этом другого порядка обращения кредитора с требованиями к должнику Законом не предусмотрено. Более того, согласно пункту 2 статьи 14 Закона, требования кредиторов, заявленные после окончания установленного срока или не заявленные вообще, не рассматриваются и считаются погашенными. Руководствуясь данной нормой, Госкомрезерв абсолютно правомерно подал в суд соответствующее заявление.

Дело о банкротстве ОАО «Д» было возбуждено в декабре 2001 года, а постановление КМУ о продлении срока возврата долга Госкомрезерву до 2023 года вышло ровно через год — 28 декабря 2002 года. Наверняка останется загадкой, почему КМУ принял решение отсрочить исполнение обязательств по договорам одалживания на 20 лет предприятию, находящемуся в процедуре банкротства. Тем более что для последнего это ничего не меняет. Оно остается субъектом банкротства с почти миллиардным долгом перед более чем 70 кредиторами.

По моему мнению, желая прекратить процедуру взыскания долга, КМУ должен был после принятия данного постановления отдать соответствующие распоряжения Гос­комрезерву (например, прекратить взыскание долга и отозвать свое заявление в суд о признании Госкомрезерва кредитором) и таким образом взять на себя ответственность за это неординарное решение.

На деле мы имеем следующее: КМУ в силу своей компетенции издал постановление, классифицирующееся в юридической литературе как подзаконный акт, а ВСУ, руководствуясь им, отменил в отношении одного из кредиторов прямую норму специального закона.

На наш взгляд, учитывая неожиданно вышедшее постановление КМУ и имея желание разрешить создавшуюся коллизию, суд должен был обязать должника и кредитора урегулировать свои отношения отдельно, каким-либо иным способом, а не, игнорируя специальную норму Закона, наделять одного из кредиторов и его требования «особым» статусом и тем самым создавать крайне опасный, неправовой прецедент, подразумевающий, что сроки подачи требований кредиторов (пусть даже и государственных органов) к должнику могут быть иными, нежели установленные Законом.

В заключение хотелось бы заметить, что, возможно, КМУ слабо представляет себе, что такое банкротство, но судьи ВСУ должны знать, что данная процедура предусматривает также передачу активов должника кредиторам, не говоря уже о ликвидации предприятия банкрота. Кто в таком случае вернет долги государству в 2023 году?