Тема номера: Банкротство и реструктуризация
Власть и позиция
В настоящее время можно говорить о векторе развития практики Верховного Суда как осторожном и местами спорном отвержении позиции ВХСУ, ВСУ и формировании новой правоприменительной практики
Алексей Сокол
Судебный прецедент — незыблемый компонент англосаксонской правовой системы, формирующий собой источник права. Он не только диктует необходимость рассмотрения схожего спора тем или иным образом, но и императивно устанавливает обязательную для всех норму права.
Несмотря на кажущийся консерватизм, англосаксонская правовая система допускает возможность «пересмотра» существующего прецедента: в силу его ошибочности или несоответствия актуальным социальным реалиям. К примеру, в США (и не только) существует такой институт, как overruling, описание которого не актуально для этой статьи, но о его сути красноречиво скажет юридически грамотный перевод этого термина: overruling — «отвергать решение по ранее рассмотренному делу с созданием новой нормы прецедентного права».
Национальные особенности
Для национальной системы права прецедент в своем классическом значении не характерен: относительно обязательными являются только выводы о применении норм права, изложенные в постановлениях Верховного Суда. При этом у судов первой и второй инстанций формально отсутствует право отступить от таких выводов — фактически право отступать от позиции Верховного Суда есть только у Верховного Суда, но уже в другом составе (палаты, объединенной палаты, Большой Палаты). Таким образом, любая актуальная позиция Верховного Суда имеет непосредственное влияние на практику судов низших инстанций.
В данной статье мы рассмотрим несколько позиций Верхового Суда, которые, по нашему мнению, способны изменить сложившуюся практику рассмотрения споров в делах о банкротстве.
Затраты на предмет обеспечения
До 2018 года Высший хозяйственный суд Украины (ВХСУ) категорично трактовал норму части 4 статьи 42 Закона Украины «О восстановлении платежеспособности должника или признании его банкротом»: деньги, полученные от продажи предмета обеспечения, могли использоваться исключительно для погашения задолженности перед кредитором, чьи требования обеспечивал проданный залог. Очень редко суды отступали от этой позиции и соглашались с тем, что за счет этих денег можно компенсировать затраты, связанные с содержанием и охраной предмета обеспечения.
Такая позиция часто вызывала конфликты у сторон дела о банкротстве. Ликвидатор был вынужден компенсировать затраты, связанные с сохранением залога, за счет денег, полученных от продажи незалогового имущества. По понятным причинам это вызывало недовольство у необеспеченных кредиторов, которые не были согласны с тем, что залог фактически сохраняется за их счет.
Верховный Суд в постановлении от 14 февраля 2018 года по делу № 927/1191/14 изложил более прогрессивную позицию относительно использования средств, полученных от продажи залога. По мнению Верховного Суда, за счет средств от продажи залогового имущества можно погасить не только требования обеспеченного кредитора, но и затраты, связанные с содержанием, хранением и продажей предмета обеспечения.
Статус кредитора
Лицо, у которого есть денежные требования к должнику, получает статус участника производства в деле о банкротстве, а именно — кредитора, только после заявления своих денежных требований в установленном порядке — позиция Верховного Суда, изложенная в постановлениях от 27 февраля 2018 года по делу № 908/1671/16 и от 1 марта 2018 года по делу № 7/98-Б.
Такая позиция имеет большое значение для унификации судебной практики по данному вопросу, и связано это в первую очередь с тем, что именно с момента получения лицом статуса кредитора у него появляются и соответствующие права. К примеру, право на обжалование судебных решений, вынесенных в рамках дела о банкротстве.
Важно отметить, что до вынесения указанных постановлений не было единой практики при решении вопроса момента получения лицом статуса кредитора: более распространенной была позиция, согласно которой лицо получает статус кредитора только после признания судом его денежных требований и до этого момента как-либо влиять на процедуру банкротства не может.
К сожалению, единство подходов разных коллегий Верховного Суда к определению статуса кредитора в деле о банкротстве касалось только обычных кредиторов — юридических и физических лиц, но не фискальных органов. Что касается статуса последних, то суд так и не пришел к единому выводу:
— в уже упомянутом постановлении от 1 марта 2018 года по делу № 7/98-Б Верховный Суд сформировал следующую позицию: фискальные органы автоматически не приобретают статуса кредитора — он приобретается посредством процедур, предусмотренных законом о банкротстве (заявление кредиторских требований). Другие случаи участия фискальных органов в деле о банкротстве законом не предусмотрены. Следовательно, фискальный орган, который не имеет денежных требований к должнику или не заявил их, не вправе обжаловать решения по делу о банкротстве;
— в постановлении от 14 марта 2018 года по делу № 927/557/17 Верховный Суд сформировал иную позицию: правовой статус налоговой инспекции как контролирующего органа предусмотрен нормами гражданского и налогового законодательства, в связи с чем у нее есть право на обжалование.
Последствия продажи
Верховный Суд Украины (ВСУ) неоднократно высказывал свою позицию (дела № 3-137гс16 и № 6-1685цс16) относительно последствий продажи предмета ипотеки в рамках процедуры банкротства. Суть позиции ВСУ сводилась к следующему: продажа предмета ипотеки в процедуре банкротства не прекращает ипотеку, и к покупателю такого имущества переходят все права и обязанности ипотекодателя. Позиция обосновывалась тем, что Закон Украины «Об ипотеке» в данном случае является специальным и не содержит таких оснований для прекращения ипотеки, как продажа объекта ипотеки в рамках процедуры банкротства.
Но были и исключения. Так в постановлении от 30 марта 2016 года по делу № 6-2684цс15 суд пришел к выводу, что лицо, к которому перешло право собственности на предмет ипотеки, реализованный в рамках процедуры банкротства с прекращением обременения, не приобретает статуса ипотекодателя. К аналогичному выводу пришел и Верховный Суд в постановлении от 6 марта 2018 года по делу № 640/19896/13-ц.
Комитет или собрание
Закон Украины «О восстановлении платежеспособности должника или признании его банкротом» содержит коллизию двух норм, регулирующих полномочия комитета кредиторов: часть 8 статьи 26 относит принятие решения о переходе к следующей процедуре банкротства и определение кандидатуры арбитражного управляющего к полномочиям комитета кредиторов, а часть 2 статьи 27 обязывает именно собрание кредиторов принять решение о следующей процедуре.
В своей практике ВХСУ чаще придерживался мнения, что именно собрание кредиторов должно принять решение о переходе к следующей процедуре. Такая позиция хоть и основывалась на нормах закона, но фактически создавала абсурдную ситуацию: собрание кредиторов принимает решение о переходе, к примеру, к процедуре ликвидации, но кандидатуру ликвидатора должен определить комитет кредиторов.
Верховный Суд высказал иное видение этого вопроса. В позиции, изложенной в постановлении от 27 февраля 2018 года по делу № 910/21939/15, суд учел окончание сроков процедуры распоряжения имуществом и указал, что решение о переходе к ликвидационной процедуре может быть принято по результатам решения комитета кредиторов.
По нашему мнению, это разумная и логичная позиция как минимум потому, что, как правило, комитет состоит из кредиторов с самым большим количеством голосов. Следовательно, маловероятной представляется ситуация, когда собрание и комитет могут принять разные решения.
Приведенные в данной статье примеры позиций Верховного Суда дают возможность говорить о векторе развития практики Верховного Суда — векторе осторожного и местами спорного отвержения позиции ВХСУ, ВСУ и формирования новой правоприменительной практики.
БОНДАРЧУК Александр — управляющий партнер ЮА «Абсолют», г. Киев,
СОКОЛ Алексей — руководитель практики реструктуризации и банкротства ЮА «Абсолют», г. Днепр
Комментарий
Важна последовательность
Михаил ВОЙЦЕХОВСКИЙ, юрист ЮФ «Антика»
Формирование массива норм права с помощью судебного прецедента для нашей правовой системы нехарактерно, хотя элементы такой системы уже вводятся в Украине с учетом признания решений Европейского суда источниками права. Также нет оснований отрицать судебное нормотворчество в случае использования инструментов близких к аналогии закона (права), прямого применения принципов права и т.д. Однако основной массив норм формулируется законодательной властью в качестве обобщенных правил.
Это нисколько не умаляет роль судов, ведь именно они определяют, как применяется норма в рамках индивидуальных обстоятельств. Существующая в Украине судебная система способна решать возложенные на нее задачи и обеспечить правовую определенность. На наш взгляд, для этого нет необходимости в наделении обязательной силой решений высшей инстанции, ведь сам факт наличия определенного подхода у ВС ориентирует суды на аналогичное правоприменение. И безосновательное отступление от такого подхода приведет к отмене решения вследствие неправильного применения норм права, а не потому, что суд не применил позицию ВС. Поэтому куда более важным представляется последовательность выводов ВС, а не их формальная обязательность для других судов.
ЮП: Новости
Поделиться: